В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Владон cтр.№ 126

— Он имеет большое смысловое и символичное значение, как для Мастера, так и для его нижнего. И ты не просто принимаешь с ним мою власть и полное согласие подчиняться моей воле, он становится частью тебя — именной меткой твоего Хозяина на твоем теле все 24 часа и семь дней в неделю. И могу тебя заверить, для большинства сабмиссивов постоянный ошейник является куда исключительным и весьма значимым предметом его особой связи со своим Топом, чем обручальные кольца для ванильных молодоженов. Я понимаю, для тебя все это слишком необычно, ново, если не дико…

А я не понимаю, почему позволяю тебе это делать с собой?

Опять накрыть своей сминающей тенью, коснуться спины и затылка мягкой сетью своего физического и ментального тепла… оплести мое горло успокаивающим захватом нежных пальцев, вновь рисуя по чувствительной коже метки или невидимые пунктирные линии перед предстоящим срывом в огненные чертоги твоей головокружительной бездны. Ты перекрыл мне доступ кислорода и ток крови в сердечную помпу раньше, чем я успела сообразить, что больше не могу дышать, поскольку отсчитывала собственными надрывными ударами агонизирующего сердца последние секунды перед тотальным слиянием с твоей ненасытной тьмой. И не потому, что я боялась этого долбанного ошейника, меня пронизывало до самого костного мозга твое неприкрытое отношение к нему, то, что ты на самом деле хотел заставить меня прочувствовать с помощью твоих вскрывающих слов, прикосновений рук-пальцев-одержимой-сущности… проникновением под мою кожу запахом-трением-липкой-поверхностью самого ошейника. Не напускной скептицизм, не вынужденное смирение с происходящим, не кратковременную обязанность перед твоими ненасытными демонами, а реальный живой, физический страх-трепет-безысходность. Ты хотел, чтобы я поверила в него… в его силу воздействия на мои тело, разум и желания. И я действительно поверила и ощутила. И только благодаря тебе.

— Но я тебе обещаю… Ты привыкнешь к нему раньше, чем осознаешь и пропустишь через себя весь спектр чувств и смысловой нагрузки, связанных с его ношением. Он не просто будет неотъемлемым элементом твоего статуса в этом месте и в этих комнатах под моей рукой, он станет живой частью тебя самой. Ты будешь его носить постоянно в стенах этого дома, едва ступишь за порог этой квартиры… — она легла на мое горло холодной, будоражащей липкой полосой дубленной кожи, моментально вонзив в рецепторы моей окаменевшей плоти свои глубокие заточенные шипы острого запаха и бездушной удушающей поверхности. Ты еще не оплел ею весь обхват моей шеи, а мне уже казалось, как она скользит и стягивает мой эпидермис снаружи и… изнутри, втягивая своими изголодавшимися порами мое тепло и бешеную пульсацию аорты. — И только я имею право снимать его с тебя. Как и надевать…

Звучный щелчок вшитого внутреннего замка под спокойным давлением твоих натренированных пальцев вонзил в мои шейные позвонки свои невидимые зубья с углубленной фиксацией по всему позвоночному столбу. Боже, я даже не заметила, когда ты убрал мне волосы или вернее, как протянул под ними концы ошейника охватившего мое горло идеальной петлей моей второй новой кожи. Я вообще не понимала, что со мной творилось в эти секунды, только чувствовала, его, тебя, твой вибрирующий голос в перетянутых струнах моего тлеющего сознания… в немеющих волокнах и оголенных ранах моего сорвавшегося со всех тормозов сердца. Это было сильнее меня, сильнее всех моих стертых тобою в невесомую пыль чувств сопротивления. ТЫ был сильнее и знал, что, как и когда делать, чтобы удержать мою растерзанную твоими вымеренными ударами сущность на кончиках своих ласковых пальцев. И я держалась за них, за тебя, за тонкие красные нити моей боли, ужаса и вскрытой уязвимости, которые ты теперь буквально сшивал с плотной кожей этого ошейника с моим телом и лоскутами вспоротого вдоль и поперек разума.

Держала осанку прямой, голову ровно, плечи расправленными и чуть опущенными вниз, пока ты как ни в чем не бывало, как в естественном порядке вещей проворачивал ключ в сердцевине замка ошейника под моим затылком. И он уже душил меня, давил, пульсировал в рецепторах моей воспаленной кожи твоей материализовавшейся тьмой, царапая изнутри трахею, стягивая голосовые связки и выедая черными токсинами часть нейронов шокированного рассудка. Возможно скоро я привыкну, перестану даже чувствовать его присутствие на моем теле, он и в самом деле сольется с моей плотью, с моей сомлевшей сущностью и мной целиком и полностью, но только не сейчас. Не в ускользающие мгновения твоей обострившейся близости, твоих пальцев скользнувших вторым сверхосязаемым ошейником по моему горлу поверх чужеродной кожаной полосы, проникая под ее плотные слои нереальными разливами головокружительных ощущений и обжигающей лихорадки.

Легкий удушающий нажим-давление, и я интуитивно запрокидываю голову назад, на тебя, следую за захватом твоих длинных прошивающих пальцев. Теперь она смотрела и вливалась в меня через твои глаза, через неповторимую смешанную палитру черного и золотого… живого и мертвого. Через совершенные черты твоего божественного лика несокрушимого всевластного мстителя-вседержителя — моего черного палача и персонального реаниматора. И я не смогла бы отвести от нее-тебя собственных глаз даже если бы захотела, сильно-сильно захотела… Ты бы не позволил это сделать. Твои вошедшие на нереальную глубину клинки сминающего взгляда не дали бы закрыть век или расфокусировать зрение.

— Это не ожерелье и далеко не украшение — это символ полного признания твоего подчинения, принятие сознанием и телом своего реального статуса; неоспоримый знак принадлежности одному единственному человеку — своему Хозяину, Господину, Мастеру. МНЕ. Ты это должна не просто видеть и понимать, но и осознавать, чувствовать, жить этим априори. Тем, что принадлежишь мне. И только мне. И в этих стенах по другому быть уже не может и не будет. Ты пришла сюда ко мне, ты осталась, ты согласилась на все условия связанные с твоим ближайшим будущем в этом месте и в этом городе, как и с принятием моей власти над этим будущим. Под этим ошейником находится жизнь, которая отныне и всецело принадлежит мне одному. Я решаю и я выбираю, как и сколько тебе под ним жить. Ты теперь не просто бесправная вещь. Ты МОЯ вещь.

Кажется по моим щекам сбежали две сочные слезы еще до того момента, как ты нагнулся и коснулся нежной прохладой своих лепных губ моей переносицы. Господи всемилостивый… я готова поклясться, что это не просто слова-предупреждения, которыми ты вскрывал, выписывал и метил болезненными стигматами по моему тонущему сознанию. Это были больше, чем фразы прошивки моих новых условных рефлексов. Может я и чокнулась, но ты их не подбирал и не обдумывал. Они выходили из твои уст "заученным" психосоматическим заклинанием — молитвой-клятвой, нарушение которой вело лишь к одной кульминационной развязке — к смерти обоих.

Если ты так признавался в своей одержимой ненависти ко мне… тогда какими словами ты бы раскрылся передо мной в своей любви десять лет назад? И почему я думаю об этом именно сейчас? Когда мое сердце и разломанная на мелкие осколки сущность обливались отравленной твоим кислотным ядом кипящей кровью, захлебывались и молили о пощаде, чтобы ты убил меня как можно быстро и почти безболезненно.

— Может при других обстоятельствах и с другим человеком ты бы не предала всему этому никакого стоящего внимания, списав все на его неадекватную натуру законченного кандидата в пациенты психиатрической клиники. — бесчувственная констатация факта в явственной иронии твоих просчитанных слов и ответов на вопросы, которые еще не успели вонзиться всеми своими отрезвляющими челюстями и клешнями в мой непримиримый рассудок.