Три дочери Льва Толстого - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Михновец cтр.№ 109

Вид трапезной храма Христа Спасителя во время изъятия церковных ценностей. 1922

Революционные методы борьбы с властью были неприемлемы для Л. Н. Толстого: «Не только русское, но всякое правительство я считаю сложным, освященным преданием и обычаем учреждением для совершения посредством насилия безнаказанно самых ужасных преступлений, убийств, ограблений, спаивания, одурения, развращения, эксплуатации народа богатыми и властвующими; и потому полагаю, что все усилия людей, желающих улучшить общественную жизнь, должны быть направлены на освобождение себя от правительств, зло и, главное, ненужность которых становятся в наше время все более и более очевидными. Достигается, по моему мнению, эта цель одним, только одним-единственным средством: внутренним религиозно-нравственным совершенствованием отдельных лиц» ^[1046].

Статья Л. Н. Толстого «Об общественном движении в России» (1905) заканчивается следующей мыслью: «Да, все дело в том, что есть что-то, что разобщает людей, и что нет связи между людьми. Все дело в том, чтобы устранить то, что разобщает людей, и поставить на это место то, что соединяет их. Разобщает же людей всякая внешняя, насильническая форма правления, соединяет же их одно: отношение к Богу и стремление к Нему, потому что Бог один для всех и отношение всех людей к Богу одно и то же. Хотят или не хотят признавать это люди, перед всеми нами стоит один и тот же идеал высшего совершенствования, и только стремление к нему уничтожает разобщение и приближает нас друг к другу» ^[1047].

Лев Толстой, автор романа «Воскресение», обладал редким историческим чутьем, у него был живой интерес к обновляющейся жизни России конца XIX века. Нарастающие революционные настроения были одной из важных ее примет. И в своем последнем романе Толстой создал образы революционеров. У писателя не было однозначного отношения к грядущим переменам, масштаб которых он предвидел, его мысли о революционерах были глубоки и проницательны и не утратили этого качества до сегодняшнего дня.

В романе «Воскресение» революционер Крыльцов заявляет, размышляя о средствах борьбы с угнетателями:

«Мы спорим, что лучше, – злобно хмурясь, сказал он, – прежде образовать народ, а потом изменить формы жизни, или прежде изменить формы жизни, и потом – как бороться: мирной пропагандой, террором? Спорим, да. А они (угнетатели, защитники царского режима. – Н. М.) не спорят, они знают свое дело, им совершенно все равно, погибнут, не погибнут десятки – сотни людей, да каких людей! 〈…〉 Не то мы делали, нет, не то. Не рассуждать, а всем сплотиться… и уничтожать их. Да.

– Да ведь они тоже люди, – сказал Нехлюдов.

– Нет, это не люди, – те, которые могут делать то, что они делают… Нет, вот, говорят, бомбы выдумали и баллоны. Да, подняться на баллоне и посыпать их, как клопов, бомбами, пока выведутся…» ^[1048]

Поразительно: в Новоспасском концлагере в разговоре Александры Толстой с товарищем Энтиной романный диалог в существе своем отчасти повторился и, больше того, был продолжен. В первые послереволюционные годы стало очевидным, что большевики изменяли формы российской жизни, сформулировав идею Красного террора и активно «образовывая» не примкнувший к ним народ «пулей и штыком». Ранее, 30 августа 1918 года, в связи с покушением Ф. Каплан на Ленина ВЦИК призвал рабочий класс сплотиться и ответить «беспощадным массовым террором против всех врагов революции» ^[1049]. 5 сентября 1918 года было принято постановление Совета народных комиссаров о «Красном терроре» с целью защиты Советской республики от классовых врагов. Этот акт понимался как ответный на Белый террор.

Александра Львовна спросила товарища Энтину, почему во имя народа новая власть убивает этот же народ: «Но ведь теперь, продолжая войну гражданскую, вы уничтожаете рабочих и крестьян, которые и составляют главный элемент в ваших войсках и в войсках Врангеля и поляков…» ^[1050] Однако собеседница была убеждена, что нужно безоговорочно избавляться от тех, кто не поддерживает новую власть. «Да, да, убиваем и будем убивать, – горячо и злобно повторила Энтина, – будем убивать, пока они не поймут великого лозунга „Пролетарии всех стран, объединяйтесь!“». В ответ Александра Толстая указала ей на неизбежность следующих репрессий: «Значит, вы все-таки учите пулей и штыком крестьян и рабочих иноземных государств этому лозунгу. Ну а крестьянин, имеющий землю, лошадь, корову, свиней, овец и прочее, он пролетарий?» И услышала в ответ вполне определенное, несущее угрозу: «Нет» ^[1051]. По контексту этого разговора получилось, что конфликт между государством и крестьянством в будущем неизбежен, а его разрешение принесет серьезные потрясения, что и случилось в конце 1920-х годов во время насильственной коллективизации и агрессивного раскулачивания.

Товарищ Энтина несколько раз приходила беседовать с Толстой, установление гармоничного сообщества людей она относила к не столь далекому будущему. Когда дочь Толстого сказала, что отрицает убийство вообще, молодая женщина ответила: «И мы, коммунисты, также. Мы употребляем убийство как временную меру, для того чтобы достигнуть такого рая на земле, при котором убийство и насилие не будет нужно» ^[1052].

Подруга А. Л. Толстой, Т. А. Шауфус, будучи сестрой милосердия Красного Креста, обратилась к Ф. Э. Дзержинскому с просьбой о разрешении создать комиссию под эгидой Красного Креста для расследования несправедливых приговоров и получила резкий отказ. Железный Феликс, основатель и глава ВЧК, сказал, что он сам ежедневно подписывает множество смертных приговоров и, вытащив фотографию своего маленького сына в красивом морском костюмчике, добавил: «Если бы понадобилось, я и его приказал бы расстрелять» ^[1053]. Дзержинский упомянул своего единственного ребенка.

Старых большевиков ужаснули большевистские методы борьбы. Знаменитая революционерка Вера Фигнер не приняла новую власть: «Вы спрашиваете – что делать? Нужна революция. Да, снова революция. Но наша задача слишком грандиозна. Революция слишком необычна, и надо серьезно готовиться к ней. Что толку, если снова угнетенные сядут на место бывших властников? Они сами будут зверьми, даже, может быть, худшими… Нам надо сегодня же начать серьезную и воспитательную работу над собой, звать к ней других… Когда человек поймет в человеке, что он высокая индивидуальность, что он большая ценность, что он свободен так же, как и другой, тогда только станут обновленными наши взаимоотношения, только тогда совершится последняя светлая духовная революция и навсегда отпадут заржавленные цепи» ^[1054].