Парижские мальчики в сталинской Москве - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Беляков cтр.№ 73

Учитель, очевидно, имел очень приблизительное представление о лимбургском сыре и сказал, будто сей продукт “имеет запах портянки”. После этого Мур потерял к преподавателю всякое уважение. ^[90] Когда учитель читал отрывок из “Евгения Онегина”, “скандируя его в ритме вальса”, Мур заметил, что это похоже на шарманку. Учитель велел Муру помолчать, но каких-либо репрессий против дерзкого ученика не применил. Авторитет Мура в классе был уже нерушим: “Вообще он лучший ученик по русскому языку, к нему обращаются за правильностью ударений”, – Цветаева явно гордилась сыном.

К тому же весной 1941-го Мур всё глубже погружается в историю литературы. Начав с Белинского, он переходит к литературоведам XX века – Сиповскому, Кирпотину. Покупает книги по филологии как “необходимые пособия к изучению истории литературы”. Мечтает достать сочинения Дьёрдя Лукача и Михаила Лифшица, самых модных тогда литературоведов и неортодоксально мыслящих марксистов, “но эти книги почти невозможно достать, таким успехом они пользуются”.⁶⁹²⁶⁹³

Еще осенью Мур жаловался, что на уроках математики не понимает того, что легко понимают и усваивают другие школьники. И не только математики. У него уже формировался комплекс неполноценности, о чем он сам написал 18 ноября 1940 года: “Дело в том, что в школе (на уроках) я всё время осознаю, что в смысле знаний я… того, не очень, il en rèsulte une sorte de complexe d’infеrioritе ^[91]. А на переменах, в общении с людьми, я осознаю мою силу и культуру”.

Весной 1941-го Мур уже свысока смотрел на товарищей: “…одно дело настоящий, критический, взрослый обзор произведения, а другое дело – пережевывание бормотаний преподавателя средней школы незнающими учениками”.⁶⁹⁴⁶⁹⁵ Восьмой класс Мур закончит успешно, преимущественно на “отлично” и “хорошо”.

Вот его оценки за восьмой класс:

Литература – отлично.

Русский язык – отлично.

Французский язык – отлично.

История – отлично.

Черчение – отлично.

Поведение – отлично.

Алгебра – хорошо.

Геометрия – хорошо.

Химия – хорошо.

География – хорошо.

Анатомия – хорошо.

Физика – посредственно.

Физкультура – посредственно.

“Небывалые для меня результаты!” – будет ликовать Георгий в июне 1941-го.

Физкультура давалась Муру даже труднее математики. Мур был крупным, но неспортивным, физически неразвитым: “…роста я большого, плечи – в меру, ноги – сильны, а руки, как у девушки”⁶⁹⁶, – признавал он. Сергей Яковлевич в Болшево три месяца занимался с ним, но после ареста отца Муру стало не до физкультуры. Зарядки он никогда не делал, утренним пробежкам предпочитал дневные прогулки по магазинам. Цветаевой казалось, что ее сын слабый и болезненный. После “большой болезни” Мур похудел, быстро уставал. Еще в марте 1940-го литфондовский доктор порекомендовал ему заняться физкультурой. Муля Гуревич не раз советовал мальчику начать хотя бы делать зарядку по утрам, “развить мускулы рук, плечи расширить и грудную клетку”. Мур с этим не спорил. Да, надо, конечно. Он даже собирался купить себе руководство по гимнастике и заниматься каждое утро, но вскоре позабыл об этом.

Школьных занятий по физкультуре Мур ждал с беспокойством: “На следующей неделе у нас начнется серьезная физкультура – брусья, турник и т. п. Хорош же будет у меня вид там!”⁶⁹⁷ Он радовался, когда уроки физкультуры по какой-то причине откладывались: “11-го физкультуры не было – кто хотел, тот играл в мяч, – а я спокойным образом бил баклуши”.⁶⁹⁸

Уже этим Мур выделялся среди одноклассников. Советским людям старательно прививали любовь к физкультуре и спорту. Не хватало жилья, интеллигенты и рабочие годами ютились в коммуналках, делили конфорки на общих кухнях, ссорились и даже дрались, как герои Зощенко. Зато государство не жалело средств на строительство стадионов. Советский человек должен быть крепким и спортивным. Парады физкультурников демонстрировали идеал нового человека: сильного, красивого, с могучими мускулами, которые не стыдно показать всей Москве или всему Ленинграду. В моем родном Свердловске накануне войны большинство людей жили или в деревянных бараках, или в деревянных же избушках с печным отоплением. Зато на берегу городского пруда появился элегантный стадион “Динамо”, похожий на корабль с иллюминаторами вместо окон. В Москве помимо популярнейшего стадиона “Динамо” и водного стадиона на Химкинском водохранилище было еще множество спортивных площадок и небольших, но известных стадионов: “Сталинец” в Черкизово, “Пищевик” неподалеку от Савеловского вокзала, стадион ЦДКА в Сокольниках. В Измайлово проектировался грандиозный стадион имени Сталина, самый большой в мире.

Колхозную деревню это увлечение спортом миновало. Не до спортивных рекордов там было. А вот относительно благополучные, да проще говоря, сытые молодые горожане спорт полюбили. Значок ГТО, парашютиста и особенно ворошиловского стрелка – ценили. Юные москвичи с гордостью цепляли их на свои гимнастерки, юнгштурмовки и рубашки. Спортсмены нравились девушкам, да и сами девушки охотно занимались спортом. “Я восхищался своими товарищами, такими красивыми, рослыми, подтянутыми и вместе по-спортивному раскованными, свободными, – вспоминал Юрий Нагибин. – И Валя Зеленцова, и Лайма могли дать фору знаменитой «Девушке с веслом» <…>. А перед Вовкой Ковбоем и Иваном гипсовый «Дискобол» казался годным разве лишь к нестроевой…”⁶⁹⁹

Увы, никогда Мур не приблизится к этому идеалу молодого спортсмена. На турнике он “ничего не мог сделать”, то есть просто висел, будучи не в силах даже подтянуться: “Какой я, к чорту, физкультурник?” – воскликнет Мур перед началом нового учебного года ^[92].

В 326-й школе Муру повезло с учителем физкультуры. Сначала тот пытался поощрять мальчика, ставил ему “хорошо” вместо заслуженной двойки. Сам Мур этому удивлялся. Но довольно скоро учитель понял, что Георгий Эфрон – ученик безнадежный, и даже не ругал, просто ставил ему тройки или двойки, но за четверть и за год – все-таки тройку (“посредственно”). Не оставлять же из-за физкультуры на второй год? Мур, со своей стороны, время от времени возвращался к идее заняться спортом, ходить на лыжах. Последний раз он пишет о лыжах 29 мая 1941 года: “Нужно будет заняться лыжами в следующем году. Но буду ли успевать? Хочу окрепнуть физически”. Конечно, успевать он не будет: следующую зиму проведет в таких местах, где на лыжах можно пройти разве что высоко в горах.