Завоевания в Центральной и Южной Америке XV—XIX веков. Под властью испанской короны - читать онлайн книгу. Автор: Джон Перри cтр.№ 38

Ключевым в идеях Лас Касаса было его настойчивое требование свободы. Основой цивилизованного существования человека он считал такую жизнь в политически организованных сообществах, когда при минимуме ограничений, необходимых для того, чтобы такая организация была возможна, люди в них полностью свободны. Разум, которым обладают все люди, естественным образом побуждал их жить друг с другом в мире, стремиться к добру и избегать зла. Свободное проявление разума он считал одним из естественных прав человека, которое не должно иметь ограничений. Это право принадлежит как неверным, так и христианам, и даже папа римский в своем стремлении расширять ряды верующих не может на законных основаниях его нарушать. Лас Касас решительнее, чем любой другой автор своего времени, настаивал на свободном и добровольном принятии веры; использовать любую форму принуждения в миссионерской работе достойно только Магомета. Он последовательно осуждал доктрину Генриха Остийского как еретическую и утверждал, что папа в обычных обстоятельствах не обладает никакой властью над неверными и не может наказывать их за грехи или свергать их властителей.

Подобно Витории, Лас Касас признавал за папой римским ограниченную и косвенную мирскую власть в вопросах, касающихся духовного благополучия христианского мира. Папа мог возложить на того или иного властителя задачу защищать христиан от неверных, которые открыто нападают на Веру, и вменить ему в обязанность нести Евангелие ничего не знающим о нем неверным. В этом ограниченном смысле Лас Касас считал власть испанцев в Индиях поручением римского папы, но эта власть, по его утверждению, была передана исключительно испанским монархам, а не испанцам вообще. Испанские завоеватели и поселенцы в Америке не имели ни власти, ни особых прав и были только представителями и подданными испанской короны, поэтому взгляды Лас Касаса на колониальное правление были основаны не на теории о высшей цивилизации, а на теории о королевской власти – более старой и в каком-то смысле более примитивной теории, чем та, которой придерживались современные ему авторы испанской юридической школы. Ведь в то время как эти авторы приписывали королевскую власть той или иной форме выбора мирян, Лас Касас придерживался средневековой идеи о божественном посвящении. Королевский сан был установлен Богом ради справедливости, и в своей сфере деятельности – при отправлении правосудия и защите прав – королю не было равных. Однако его сфера деятельности была ограниченна; Закон Божий, права подданных согласно их положению, законы и обычаи королевства – все это было выше власти короля. Он не мог создавать и даже определять такие права и законы: они существовали. Роль короля состояла в том, чтобы сохранять и приводить их в исполнение. Он должен был обеспечивать правосудие и сохранять мир, поддерживать и защищать церковь и способствовать распространению веры, отстаивать права своих подданных согласно обычаю, сохранять королевство и королевскую власть, которые не были его собственными, для своих преемников. И пока он добросовестно исполнял эти свои обязанности, законный король имел право на безоговорочное подчинение всех своих подданных. Если он серьезно пренебрегал ими или заходил слишком далеко, он становится тираном, и по закону ему можно было не подчиняться, его можно было низложить или даже убить.

Эти рассуждения, хотя они и были явно старомодны в Испании во времена Лас Касаса, были широко распространены, по крайней мере пока они относились к «собственным королевствам» испанской короны. Но можно ли было считать Индии – территории, которые вассалы короля завоевали благодаря своим собственным усилиям и за свой собственный счет, – «собственными королевствами»? Лас Касас утверждал, что они таковыми были. Индейцы, как и народ Испании, были собственными подданными короля и с момента их подчинения испанцам получали все гарантии свободы и правосудия, обеспечиваемые законами Кастилии. И король по отношению к ним в Индиях исполнял те же самые обязанности и уважал те же права, что и в Испании по отношению к испанцам. И наоборот, он имел право на их преданность. Лидеры завоевателей, свергая индейских правителей, раздаривая земли, распределяя индейцев по encomienda, узурпировали королевскую власть и нарушили права, которые король дал клятву защищать. Советники короля, подтвердившие эти действия, раздарили часть родового наследства, которое должно было быть неотчуждаемым и оставаться в целости и сохранности. Они продали королевских подданных.

Как подданные, индейцы имели обязанности, равно как и права. Лас Касас постоянно утверждал, что они – разумные люди, способные в силу своего разума понимать смысл своей вассальной зависимости, исполнять обязанности преданных подданных и принять веру. Он знал индейцев лучше большинства испанцев, и мало кто в Испании мог его опровергнуть. Он, конечно, не мог отрицать, что большинство индейцев – неграмотные язычники и нуждаются в опеке, но решительно отрицал, что encomenderos и испанские колонисты вообще годятся на роль опекунов. Он считал, что индейцы должны жить в своих собственных деревнях под ежедневным руководством своих вождей, находящихся под контролем чиновников, которые должны отправлять правосудие, обучать индейцев европейским обычаям и препятствовать проведению варварских обрядов. Церковь должна получить свободу действий в своей работе по мирному обращению населения в христианство и осуществлению духовного попечения. Европейцы как частные лица – если им вообще разрешить въезд в Индии – должны жить отдельно от индейцев своим трудом. Лас Касас не допускал для европейцев никаких привилегий и никаких особых вознаграждений, за исключением наград за духовные подвиги.

Доводы Лас Касаса были достаточно весомы, чтобы убедить корону дать разрешение на проведение административных экспериментов: попытку установления индейского самоуправления на Эспаньоле (Гаити) под контролем миссионеров, организацию поселения обеспечивающих самих себя испанских фермеров в Кумане́ ^[58], которые должны были подтвердить его теории. Эти эксперименты, как можно было ожидать, закончились неудачей. Идеальная империя была далека от американской действительности. Интересы encomenderos, чиновников-собственников и городских советов были под надежной защитой. Однако от его пропаганды невозможно было просто отмахнуться как от вздора, написанного фанатиком. У него были влиятельные друзья. Его горячая настойчивость могла преодолеть и противодействие, и равнодушие. Некоторые его идеи были близки по духу Карлу V и его советникам-церковнослужителям и взывали к чувству гуманизма. Знаки одобрения в высших кругах власти Испании объясняют ту ненависть, с которой Лас Касаса преследовали испанцы в Новом Свете. Старые конкистадоры и колонисты считали его идеи вызовом не только их средствам к существованию, но и их респектабельности. Эти люди ни в коем случае не были обыкновенными головорезами и искателями приключений. Многие из них серьезно гордились своими достижениями и считали себя защитниками цивилизации и религии от жестокого и суеверного варварства. Эти идеи тоже имели своих защитников-теоретиков, среди которых самым выдающимся был Хуан Хинес де Сепульведа (1490–1573).

Сепульведа написал Democrates Alter в 1542 году. Тогда его репутация гуманиста, последователя Аристотеля и мастера латыни достигла своей наивысшей точки. Подобно многим ученым испанцам, он причислял Эразма к числу своих друзей. Как и в случае с Виторией, его интерес к Индиям был схоластическим, не подвергшимся влиянию личной заинтересованности. Он никогда не был в Америке. Подобно Витории, он основывал свои рассуждения по этой теме на своем личном представлении о естественном праве. Естественное право управляло поведением людей в отношениях друг с другом. У него было два аспекта: инстинктивный, который заставлял людей воспроизводить себе подобных и отвечать силой на силу, и разумный, который побуждал их уважать своих родителей, стремиться к добру и избегать зла, выполнять свои обещания и верить учению истинной религии. Второй аспект права был таким же естественным, что и первый, а в случае их конфликта становился более значимым, так как раз человек был разумным по своей природе, то никакие подсказки инстинкта, которые не подчинялись разуму, нельзя было считать действительно естественными. Естественное право в своем разумном аспекте было подробно изложено в Jus gentium – своде правил, по общему мнению, общих для всех организованных народов. В отличие от Витории Сепульведа считал, что Jus gentium регулирует отношения между отдельными людьми, он понятия не имел о международном праве. Разум побуждал людей формулировать общее мнение по всем вопросам, важным для всех, и давал им возможность вывести из естественного права – самого по себе разумного – подробные правила Jus gentium. Однако некоторые люди были более разумными, чем другие; и общее мнение, которое вывело и определило международное право, не было мнением всех людей и даже не их «большей части». Международное право можно было найти только среди gentes humanitiores, а не тех, которые находятся на периферии цивилизации. И даже среди цивилизованных народов долг провозглашать, что соответствует, а что не соответствует естественному праву, принадлежал самым мудрым и самым честным представителям высокоразвитых народов, поэтому Сепульведа был сторонником аристократии по рождению и управления менее развитых народов более высокоразвитыми, а в каждом народе менее родовитых слоев населения – более высокородными. Он даже отрицал, что народ можно считать имеющим законных правителей – говоря современным языком, имеющим государство, – если они им не правят согласно принципам Jus gentium. Хотя к этому он не замедлил прибавить, что в целях поддержания мира естественное право предписывает повиноваться даже плохим правителям и мятеж против властителя, имеющего законные права на власть согласно конкретным законам и обычаям его народа, не может иметь законного оправдания.