Собственные записки. 1829–1834 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Муравьев-Карсский cтр.№ 65

Пребывание наше в карантине продолжается и, по малой заботливости губернатора, войска терпят нужду, будучи расположены в невыгодном месте без тени и почти без приюта, отчего и число больных увеличивается. На днях Казначеев уехал в Симферополь, и я, перед отъездом его, видя равнодушие его к войскам и совершенную неосновательность во всех действиях его и речах, вынужден был ему заметить, что попечение о сбережении войск государя должны бы более обратить внимание его. Он распространялся в оправданиях и извинениях; но все поступки человека сего не знаменуют добрых правил и опытности, которые необходимы в его звании.

Сего числа ночью получены мной отзывы графа Воронцова на представления мои о раскомандировании отряда и чиновников, при штабе оного состоящих, насчет коих я надеялся от него получить разрешение; но вместо того я увидел, что он обо всем том представил на разрешение военному министру, и как он находился в отпуске, то и представление сие сделано им только 19 июля, что я мог сам сделать прежде и о сю пору уже ожидать ответа из Петербурга. Обстоятельство сие задержит меня еще довольно долго в Феодосии по выдержанию карантинного срока.

29-го. По окончании карантинного срока, все войска были освобождены от оного, и вчера выступила 2-я бригада на свои квартиры в Крыму; но я остался еще со штабом в ожидании окончательных распоряжений для остальных частей отряда, по коим я еще не получил распоряжения для раскомандирования оных. Я не занял квартиры в городе, а остался в строениях карантина, по необязательности губернатора и градоначальника Казначеева, который, предлагая оные, в отношениях своих везде упоминал о преимуществах, которые даны городу не принимать постоя и об услужливости жителей, согласившихся по его приглашению только дать квартиры. Все поведение Казначеева, во время пребывания войск наших, показало в нем человека дурных правил и мало опытного в делах; он мало радел об успокоении войск и даже занимался сплетнями, чем и заслужил весьма невыгодное мнение всех подвергнувшихся карантинным осторожностям, а мне сверх того дал повод подозревать его в бесчестности, по тесным сношениям его с евреем, предложившим себя на поставку воды без платы, с видами, как кажется, другого рода. Неосновательность поступков Казначеева, речей его и самых бумаг лишила его в мыслях моих всякой доверенности с моей стороны.

30 июля выступил 51-й егерский полк, 31-го разошлись по квартирам около Феодосии те части отряда и команды, коим еще не сделано назначения; 1 августа выступил 52-й егерский полк, и я остался здесь до получения ответа на мои представления для раскомандирования остальных частей отряда и чиновников штаба.

8-го я поехал для осмотра Судакской долины, коей красоты превозносят все видевшие оную. Выехавши из Феодосии, я видел голую неплодородную равнину Крыма, которая имеет самый печальный и отвратительный вид. Вскоре съехал я с горы, отделяющей степь от нижнего берега; но то же бесплодие, та же печальная природа, ни реки, ни родника, который бы освежал место сие, покрытое единообразным цветом пыли. После двадцати пяти верст, спустился я в долину Отуз, которую уже мне превозносили, и в оной находится небольшая татарская деревушка и имение здешней помещицы Бекорюковой. В узкой долине сей, имеющей едва ли 100 сажен ширины, протекает ничтожный ручей, на берегах коего растут деревья и посажено несколько виноградных лоз. Место сие может казаться восхитительным только для тех, кои обречены жить в пустыне. В Отузе были приготовлены верховые лошади, я проехал еще 10 верст через такую же голую цепь гор и спустился в долину Коз, такую же безводную; ибо из фонтана, ее орошающего, едва течет вода толщиной в гусиное перо, и сих фонтанов видел я только два; сады, которые в долине сей разводятся, еще бедны и мало дают тени. От Коз поехал я недалеко от берега к Судаку. Редко случалось мне видеть подобную природу, по бедности и совершенному бесплодию низменных мест, какие остаются в правой руке гор. После 12 верст открылась мне долина Судака, коей обработанная часть имеет около четырех верст в длину и около одной в ширину. На сем пространстве, орошаемом самым незначительным ручейком, насажены виноградники, между коими белеются дома помещиков, поселившихся в сем месте. Старинная генуэзская крепость, коей развалины видны на скале, прилегающей к морю, украшает вид всей долины. Место сие довольно красиво и должно удивлять соотечественников моих, изшедших из равнин и холодного климата. Но я провел большую часть жизни в горах Кавказа и Грузии, и меня не поразил вид долины сей, уступающей красотой своей многим мною виденным и далеко не имеющей преимуществ богатых, обширных и орошенных водой долин Грузии. Я ночевал в доме Гаевского, директора таможни в Феодосии, который с редкой обязательностью старался доставить мне все удобства для совершения поездки моей. На другой день отправился я обратно большой дорогой через Старый Крым.

Я подымался по долине обратно на хребет гор, через который я накануне переехал; она в сем месте производит травы и деревья, коими докрыты покатости сих гор, составляющие довольно красивый вид но, как я выше сказал, не удивительный для того, который много бывал в горах. Воды же по всей долине сей совершенный недостаток; при малых фонтанах, устроенных у родников, видны несколько татарских селений.

Старый Крым находится у подошвы северной покатости гор. Некогда был на сем месте обширный город, как сие еще и теперь заметно по развалинам, рассеянным по окрестностям. Ныне в Старом Крыму имеется едва ли 100 бедных дворов торгующих армян и греков. Станция, куда я прибыл для перемены лошадей после 30 с лишком верст езды, лежит уже на степи крымской; от оной остается 22 версты до Феодосии, в которую я скоро приехал и возвратился сюда в 3 часа пополудни. Вся поездка сия имела пользу развлечения для меня и ознакомила меня несколько с восхваленными красотами Крыма, кои меня однако не удивили.

По возвращении сюда я получил повеление во енного министра, коим он уведомляет меня о данном государем разрешении носить медали, установленные турецким султаном в память пребывания отряда нашего в Турции. В поездку сию я брал с собой капитана Вульферта, человека заслуживающего внимания и уважения по строгим правилам нравственности свой и образованию; я имел приятного спутника и случай познать достоинства его еще короче.

6-го числа часть войска, бывшая в Турции и расположенная здесь на квартирах, получила и надела турецкие медали; по сему случаю сделан был мною церковный парад. Вечер я провел у губернаторши, которая предупредительностью старается доставить нам здесь всевозможные удовольствия. Таким образом, 2 числа сего месяца, по случаю [дня] рождения сына ее ^[161], пригласила она всех офицеров на бал, которой она нам давала; я присоединил к сему остатки фейерверков, сделанных из турецкого пороха, и вечер провели тогда очень приятно.

Третьего дня я получил письмо от графа Воронцова, который приглашает меня навестить южный берег Крыма, что я и располагаю сделать по получении разрешений, испрашиваемых мною на счет остальных частей отряда, не имеющих еще назначения.