Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г. - читать онлайн книгу. Автор: Василий Маклаков cтр.№ 41

Благодаря этому кадеты монополизировали всю законодательную функцию Думы; она оказалась посвященной рассмотрению только их собственных законопроектов. Казалось бы, хоть это могло пойти быстро. У кадетов законопроекты были готовы давно; у них были первоклассные политики и юристы; Дума считалась единодушной. Законодательная работа могла, казалось бы, идти без задержек. И тем не менее за 73 дня ничего из комиссий не вышло. Чтобы это понять, посмотрим условия, в которые Дума сама свою работу поставила.

Как во всем, кадеты и в своей медлительности обвиняли правительство; оно-де сочинило такую конституцию, которая Думе мешала показать свою работоспособность. Статьи 55–57 Учр. Гос. думы о думской инициативе были, по ее мнению, искусственным тормозом. Это шаблонное обвинение было проверено практикой. Названные статьи забронированы не были; Дума имела возможность их изменить. Кадеты и внесли для этого специальный законопроект 23 мая; из него можно увидеть, чего они добивались. Опыт был сделан даже полнее. Не дожидаясь, чтобы этот проект стал законом, Дума стала явочным порядком применять свои новые правила. Помешать не мог ей никто, кроме ее председателя. Но он подчинялся кадетам и не препятствовал. Итак, опыт был сделан. Посмотрим, в чем он заключался и к чему он привел. Это дает образчик делового искусства кадетов.

Те, кто составляли Основные законы, были умные люди и понимали, что законодательство нелегкое дело. Думской инициативе они не мешали, но постарались эту работу ей облегчить. Для законодательной инициативы достаточно было заявления 30 человек. Нельзя от них было требовать, чтобы они сами написали закон. Это было бы им не по силам. Конституция и установила, что достаточно «основных положений» нового закона. Инициаторы могли ограничиться этим более легким делом. Если через месяц после того, как эта основные положения будут сообщены подлежащим министрам, Дума их признавала желательными, то текст нового закона составлялся правительством в соответствии с положениями, которые Дума одобрила. После этого законопроект, уже составленный министерством, вносился на окончательное одобрение Думы.

Правительство могло взглядов Думы на желательность «основных положений» не разделить. Чтобы думской инициативе и в этом случае не препятствовать, конституция оговорила право Думы тогда самой закон написать, поручив это дело особой комиссии. Правительство должно было ей помогать. По ст. 40 Учр. Гос. думы Дума могла обращаться к правительству за сообщением всех нужных ей данных, относящихся к делу, которым она занималась.

Так была поставлена работа в той думской комиссии, где новый законопроект «вырабатывался». Выработка законов, конечно, не дело комиссий; по условиям коллективной работы они способны рассматривать, а не вырабатывать. Но задача подобной комиссии была облечена тем, во-первых, что у проекта были инициаторы, а во-вторых, тем, что Думой уже были предварительно приняты «основные положения», от которых комиссия, очевидно, не должна была отступать. Так, Дума получила возможность иметь для своей инициативы содействие власти, если она с Думой соглашалась, и право самой составить и провести закон, если правительство его не хотело.

Если кто-нибудь должен был дорожить этим порядком, то прежде всего сама Дума. Он облегчал ей работу. Он был полезен инициаторам, от которых требовал только «основных положений»; был полезен думским комиссиям, на которых не возлагалось задачи коллективно закон «сочинять» неизвестно на каких основаниях. Трудно было более продуктивно наметать основы сотрудничества между Думой и властью, сохраняя их независимость. Предварительный же спор об «основных положениях» законопроекта был доступен и Думе, и общественному мнению, мог дать почву для понимания и соглашения.

Этот порядок оказался настолько удобен, что выдержал испытание жизни. После 1-й Думы никто не пытался его изменить. Было подозрение, будто правительство сможет им злоупотреблять. Оно-де на словах согласится законопроект выработать, а этого делать не станет; на обструкцию Думы, которая правительственных законопроектов не хочет рассматривать, оно само ответит обструкцией. Но жизнь ни разу не обнаружила признаков подобной обструкции. Подозрения оказались излишни.

И тем не менее 1-я Дума этим порядком была недовольна. Она не могла допустить, будто она сама чего-то не сможет, будто ей нужна помощь «гнилой бюрократии». И кадеты внесли законопроект об изменении названных ст. 55–57 Учр. Гос. думы; его защищал первый подписавший Винавер. Он так живописно его мотивировал: «Предположения, которые были созданы для учреждений Думы, не соответствуют условиям деятельности Думы. Я уверен, что наше предложение встретит сочувствие всей Думы, сочувствие, направленное к тому, чтобы Дума могла работать, не теряя времени попусту. Закон, изложенный в Учр. Гос. думы, был приспособлен к представлениям о Думе как о беспомощном, бессловесном младенце. Месячный опыт показал, что мы можем вносить законопроекты и обсуждать их. Дума оказывается зрелым детищем, а не младенцем. Она показала, что умеет членораздельно говорить, она показала даже зубы». Тут, как полагается, Дума зааплодировала. Подобные фразы она очень ценила.

Чем же хотели инициаторы законодательную процедуру ускорить? Во-первых, месячный срок для ответа министра заменялся недельным. Но конечно, не месячный срок задерживал Думу; она более месяца тратила на речи о «направлении». При обилии дел и медленности думских работ месячный срок проходил незаметно. «Ускорение» заключалось в уничтожении «системы двух обсуждений»: «суждения о желательности основных положений и суждения о готовом законопроекте». Инициаторы находили, что суждение о «желательности» является лишним, ибо оно не освобождает Думу от вторичного обсуждения законопроекта в том же объеме, по возвращении его из комиссии. Потому они и предложили «устранить» деление суждений на две стадии и вносить в Думу сразу готовый закон, а не «основные его положения».

Этот порядок стал немедленно применяться; мы получили возможность судить о технической зрелости Думы, о том, как она «исправила» конституцию и как умела работу «ускорить».

Возьмем для примера первый по времени и по важности аграрный законопроект. Два года кадетские специалисты его разрабатывали. Он был готов еще до созыва Думы; оставалось его только внести, что они тотчас и сделали, 8 мая, в первом же после адреса заседании. Вся кадетская пресса с восторгом увидела в этом подготовленность к работе кадетов.

Если бы кадеты шли законным путем, им надлежало бы формулировать и внести только «основные положения» этого законопроекта и месяц ждать ответа министра. Через месяц произошло бы при участии министерства обсуждение и голосование желательности «основных положений». Если бы после их одобрения правительство отказалось вырабатывать законопроект на таких основаниях, Дума могла сделать это сама, поручив работу особой комиссии. Такая комиссия не стала бы работать вслепую; она имела бы положения, одобренные пленумом Думы.

Основные положения могли показаться настолько сложными или спорными, что Дума могла не захотеть сразу обсуждать даже их в общем собрании, а предпочла бы, чтобы они тоже предварительно были рассмотрены в какой-либо комиссии. Это было ее полное право; создание предварительных комиссий для рассмотрения «основных положений» зависело лишь от нее. После доклада подобной комиссии произошло бы все-таки голосование желательности «основных положений». К этому сроку протек бы и месяц, который конституция предоставила министерству. Он для Думы потерян бы не был. После 1-й Думы такой порядок стал нормальным явлением.