Возвратный тоталитаризм. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Лев Гудков cтр.№ 139

Эрозия и последующая девальвация традиционалистской модели распределения авторитета в семье влекли за собой и перераспределение техник поощрения и контроля, разные способы гратификации. («Отец» долгое время замещался патерналистским и авторитарным государством.)

Вторжение массовой культуры в 1990-е годы и шок от слома ценностных (институциональных) ориентиров, системы отсроченной гратификаций, отозвался у молодого (перестроечного) поколения стремлением к немедленному признанию и установками на не откладываемое и чисто гедонистическое потребление. Как заверяет реклама: «Все смотрят на тебя»; «Ты этого достойна!» (почему, за счет чего – совершенно неважно, сам факт потребления выступает как высшая ценность самоутверждения). Массовая культура, принесшая новые образцы потребления, новые ориентиры для стандартов и образов жизни, по существу, заместила высокий уровень (несостоявшейся) иерархии ценностей (и статусов) и в очень большой степени девальвировала ценности социального порядка, что стало одной из причин быстрого и широкого распространения массового нигилизма, наложившегося на аморализм советского времени.

Быстрый рост аномии, вызванной экономическим спадом и кризисом, сломом институциональных структур, не мог в этих обстоятельствах компенсироваться моделью жизненного поведения отца, характерной для эпохи советской индустриализации и даже научно-технической революции. Но дисквалификация доминирующих институтов вела не только к депрофессионализация установок молодежи, но и к повышению ранга новых особо престижных профессий (точнее, социальных статусов), обещаемых новыми или негосударственными формами образования и занятости. В потенции эти новые структуры предполагают позитивную гратификацию, сопровождающуюся выбором, усилиями, рационализацией субъективного поведения (планированием и расчетом времени на дальнюю и среднею дистанцию, отказом от немедленного удовлетворения, доверием к дальнему и формальному) и кооперации (конвенции, альянсы, кооперация и пр.). Появляется такой тип студента, как «ботаник», ориентированный примерно так же, как и студент престижных зарубежных университетов (но характерно, что он отмечен как странный, выпадающий из общего ряда). Вместе с тем страх не вписаться в эту новую систему отношений и новых форм гратификации порождает в слоях, где уже закрепились представления об иных, не советских образцах жизни и поведения, достаточно ощутимые фрустрации и напряжения, реакцией на которые опять становятся более тесные отношения подростка с матерью (и соответствующие проблемы адаптации к окружению) ^[386].

В результате подобной социализации недоверие к формальным структурам (школа, армия, производство) и доверие к своим (короткий радиус доверия) могло компенсироваться только быстрым путем – достижением благополучия через партикуляристскую лояльность держателям средств насилия (власти, администрации, криминальным или коррумпированным организациям), что, в свою очередь, дискредитировало и подрывало модель жизненного успеха через индивидуальные усилия и преданность универсальным ценностям. Тем самым укреплялись двойные рамки «недостижительности» (через короткий радиус своих и девальвацию универсальных правил и ценностей). Компенсация социализационных дефицитов и механизмов шла через столь же неформальные каналы: пир-группы сверстников, структуры «неуставных отношений» в армии, коррупционные связи на работе и т. д.

Индивиды, включенные в подобные структуры, находятся в зоне большей социальной защищенности, психологического комфорта, чем одиночки или члены только формальных институциональных структур (в армии, в студенческих общежитиях и т. п.). В кругу близких они чувствуют ответственность за свои действия и действия других партнеров, поскольку их ресурсы достаточны для того, чтобы влиять на поведение других членов этого круга или группы. Более того, отношения подобного рода, как это отмечено в ряде исследований, становятся образцовыми, модельными и переносятся на отношения другого порядка (другого уровня – политические, межнациональные или межстрановые). Образцы понимания или интерпретации действий партнеров такого рода оказываются самыми убедительными и важными, покрывающими зоны дефицита понимания, неопределенности и раздражения. Трудности для социализации представляют отношения, выходящие за границы этих персонифицированных и неформальных взаимодействий, всего, что подпадает под нормы формальных институтов с их безличными, анонимными, репрессивными и неподконтрольными регуляциями. Вместе с тем следует учесть принципиальную разнотипность (разнородность) различных формальных институтов: тех, что ближе к модерным (предполагающим субъективную включенность и ценностный тип регуляции – негосударственная экономика, коммуникации, массовое потребление, массовая культура, развлечения, интернет-информация и т. п.); оставшихся от советского времени, мало изменившихся: армия, система господства и авторитета, государственные структуры управления (от милиции и суда до электоральной демократии); и промежуточных или смешанных форм: массового образования (среднего и высшего), СМИ, политтехнологии вместо пропаганды, система стратификации.

Социализация к формальным (в особенности – репрессивным) институтам не сопровождается ценностными вознаграждениями, сопоставимыми с теми, которые санкционируют отношения в ближнем круге (если не считать «ценным» возможности избежать наказания и лишения, депремирования). Она построена преимущественно на включении принципиально других механизмов санкционирования поведения: всеобщего подчинения, заложничества, средового давления, конформизма, халтуры, пассивности и двоемыслия, ориентации на снижение (адаптацию через снижение). Поэтому она дает общую установку на понижение в качестве реакции адаптации к внешним и репрессивным институтам. Ослабление авторитета и престижа отца в семье (косвенным образом и не сразу) затрудняет формирование у подростков универсальных механизмов регуляции, мотивации достижительности, способностей к оперированию категориями «большого времени», и напротив, усиливает терпимость к репрессивности и ответную готовность к агрессии ^[387].