Жизнь Бунина. Лишь слову жизнь дана… - читать онлайн книгу. Автор: Олег Михайлов cтр.№ 57

Однако Вере Николаевне казалось, что под пеплом прежние, жаркие угли бунинской любви все-таки еще тлели. Впрочем, тревога ее объяснялась еще и тем, что прошлое часто настигало, вторгалось, напоминало о себе. Порою даже самым обыкновенным, что называется, «материальным» образом. Вот в мае 1919 года она знакомится в Одессе с Анной Николаевной, все еще Буниной. «Я сообщила, – рассказывает Вера Николаевна, – А‹нне› Н‹иколаевне› о смерти Бибиковой (то есть Варвары Владимировны Пащенко, которая скончалась в 1918 году в Москве. – О. М.). Оказывается, А‹нна› Н‹иколаевна› очень высоко ставит Варвару Владимировну – «такой живой, умный, добрый человек»… Она очень жалела ее. В Москве она часто бывала у них. Но знала ли она, – добавляет Вера Николаевна, – кто это?»

Так внезапно три главные женские любовные нити бунинской судьбы сплетаются вдруг в один узелок. И узелков таких появится не один и не два.

Вера Николаевна будет спорить всю жизнь с бунинским прошлым, бороться с ним, с тенями Варвары Пащенко и Анны Цакни. Даже имя придумала мужу, совсем ему не идущее: Ян – «потому что ни одна женщина его так не называла». А потом придет и опасность другая, в образе женщины, которая моложе ее на двадцать лет. И пожалуй, только те черты характера, о которых упоминал Зайцев, помогут Вере Николаевне выстоять, не потерять себя, остаться рядом с Буниным и – благодаря необыкновенной выдержке, терпению – победить.

Но все это будет – потом…

3

«Свежеет, и горы и холмы, овеваемые морским воздухом, принимают лиловые тона. Босфор вьется, холмы впереди смыкаются – кажется, что плывешь по зеркально-опаловым озерам. Но вот эти холмы расступились еще раз, – и медленно принимает нас в свою флотилию великий город. Налево, на холмистых прибрежьях Малоазийских гор, пестрят в сплошных садах несметные кровли и окна Скутари. Направо, в Европе, громоздится по высокой горе тесная Галата с возвышающейся над ней круглой громадой генуэзской башни Христа. А впереди, на закате, единственный в мире силуэт Стамбула, над которым – копья минаретов и полусферы на сульаинских мечетях…»

Так, очерком «Тень птицы» (1907) открывается цикл о путешествии по Ближнему Востоку с Верой Николаевной, который Бунин в своем Полном собрании сочинений 1915 года озаглавил «Храм Солнца».

В солнечном зените своей жизни писались Буниным эти очерки – красочные, исполненные философских раздумий, масштабно расширяющихся до мысли о судьбах человеческих цивилизаций, бесследно стираемых Временем. Именно здесь предвосхищена проблематика многих позднейших произведений, написанных уже в эмиграции. В Грассе, в разговоре с Кузнецовой, он недаром сказал: «Заметь, что меня влекли все Некрополи, кладбища мира! Это надо заметить и распутать». Книгу о своих странствиях Бунин хотел озаглавить «Поля Мертвых», ибо всю жизнь остро чувствовал:

Из Стамбула путь их лежал мимо Галлиполи (где через каких-то тринадцать лет возникнет огромный, страшный лагерь русских беженцев, среди которых окажутся и Бунины), затем – Афины, Крит, Александрия, Яффа. Из Яффы с музыкантом Д. С. Шором и его отцом, ветхозаветным евреем, мечтавшим перед смертью совершить паломничество в Палестину, они направились в Иерусалим. Иван Алексеевич вынимает Евангелие и дает Вере Николаевне, «советуя читать особенно серьезно». Осмотр Иерусалима: Гроб Господень, Елеонская гора, Иосафова долина, Гроб Богоматери, Гефсиманский сад. Поездка в Хеврон, древний город в Иудее, где раскидывали свои шатры Авраам, Исаак и Иаков и где Авраам купил себе пещеру, в которой, по преданию, он и покоится со своими потомками. На обратном пути – остановка у могилы Рахили, любимой жены Иакова и матери Иосифа, проданного братьями в рабство, но затем достигшего великого могущества.

«Внутри висят фонарь, лампа и люстра с лампадками, – пишет в дневнике Бунин. – Но горит, трещит только одна из них. Старик Шор зашел за большую гробницу, беленную мелом, прислонился к стене и начал, качаясь, молиться.

Наш извозчик, еврей из Америки. Когда вышли, услыхали крики в темноте возле нашей повозки: он чуть не подрался с каким-то проезжим, дико ругался, не обращал ни малейшего внимания на гробницу своей праматери».

Как всегда – великое и смешное рядом…

Затем были: Вифания (где Христос встретил Лазаря и неподалеку от которой вознесся на небо), Иерихон (первый город в земле Хананейской, взятый израильтянами; в нем Христос исцелил двух слепых); гора Сион; могила царя Давида; мечеть Омара; Гроб Господень; горница, где была Тайная Вечеря; древний, мертвый, и современный, шумный, Дамас; Капернаум (где Иисус сотворил много чудес и много проповедовал), Табх (город в низменной части Иудеи)…

Вечерней зарей, на прогулке, когда мир, покой и тишина царили надо всем вокруг, Бунин прочел Вере Николаевне стихи, написанные недавно, – сонет «Гермон» и пьесу о величественных руинах Баальбека «Храм Солнца»:

Гибнут цивилизации, бесследно исчезают древние культуры. У руин Баальбека появляются дикие кочевые племена – номады, чтобы еще раз подтвердить круговорот человеческого бытия. Но вечное, возвышенное, библейское, кажется, позволяет Бунину отсеять и отсечь все лишнее, злободневное, сиюминутное, что было пережито на родине.

Возвращаясь в Россию, на пароходе, Бунин сказал Вере Николаевне:

– Всякое путешествие очень меняет человека…

А это? Память о России – «дивный злак» – путешествовала вместе с писателем, ожидая своего дня и часа. «Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь, Память!» – писал он уже в изгнании.

«Так утешаюсь и я, воскрешая в себе те светоносные древние страны, где некогда ступала и моя нога, те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни, когда, в цвете сил и надежд, рука об руку с той, кому Бог судил быть моей спутницей до гроба, совершал я свое первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во Святую Землю Господа нашего Иисуса Христа. В великом покое вековой тишины и забвения лежали перед нами ее Палестины – Долы Галилеи, холмы иудейские, соль и жупел Пятиградия. Но была весна, и на всех путях наших весело и мирно цвели все те же анемоны и маки, что цвели и при Рахили, красовались те же лилии полевые и пели те же птицы небесные, блаженной беззаботности которых учила евангельская притча…»