История противостояния: ЦК или Совнарком - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Войтиков cтр.№ 20

Страница

А. Д. Цюрупа написал В. И. Ленину ответ, в котором сообщил о недостатках в работе Малого СНК. Если в декабре 1918 г. при Малом СНК был создан компактный Особый секретариат в составе четырех сотрудников ^[309], то теперь сам Малый СНК состоял из 22 человек (15 представителей ведомств и 7 вневедомственных членов) и превратился в самостоятельное учреждение с собственными пленарными и распорядительными заседаниями, комиссиями, с вызовами наркомов для общих докладов (!). Цюрупа предложил в рамках борьбы с бюрократизацией сократить число членов Малого СНК до 5 человек: председателя и четырех представителей ведомств – НКЮ, НКФ, ВСНХ и НК РКИ; все вопросы ассигнований, предусмотренных государственной сметой, передать Наркомату финансов, с возможностью передачи на рассмотрение Малого СНК только в порядке обжалования ^[310].

Реорганизацию работы Малого СНК оформили на редкость оперативно: уже 24 января 1922 г. председательствующий А. Д. Цюрупа провел в СНК разработанный и доложенный наркомом юстиции Д. И. Курским «Наказ о разграничении деятельности СНК, С[овета] т[руда и] о[бороны] и Малого СНК», который зафиксировал круг вопросов, подлежащий рассмотрению каждого из этих правительственных органов» ^[311]. Целью «Наказа» ставилось «устранение параллелизма в деятельности Совета труда и обороны и Малого Совета народных комиссаров и установление круга вопросов, подлежащих рассмотрению Совета народных комиссаров без применения упрощенного порядка утверждения постановлений и декретов…» ^[312]. В «Наказе» было отражено появление Распорядительного совещания Совета труда и обороны ^[313]. Подобрать исторический аналог подобного органа возможным не представляется даже в проклятой революционерами бюрократии Российской империи. В «Наказе» было проведено достаточно четкое разграничение полномочий между пленумом Совета труда и обороны (в 1918–1920 гг. слово «пленум» в отношении Совета рабочей и крестьянской обороны не употреблялось вовсе) и Распорядительным совещанием СТО РСФСР. Следует особо подчеркнуть, что в основу функционирования Совета труда и обороны ^[314] была положена советская традиция: все вопросы по требованию любого из наркомов могли быть перенесены из Распорядительного заседания СТО на пленарное. Равно как и традиция партийная: еще в 1918 г. в высшем руководстве РКП(б) было установлено, «все вопросы, затронутые в Бюро [ЦК]», по требованию любого цекиста могли быть перенесены «на пленум ЦК» ^[315]. Полномочия Распорядительного заседания Совета труда и обороны расписаны в «Наказе» более детально, нежели Малого СНК ^[316]. Несомненно, это было связано с тем, что место последнего органа в системе государственных учреждений Советской России уже было определено не только декретами, но и достаточно длительной практической деятельностью, работа же Распорядительного совещания СТО РСФСР как оперативного органа, созданного совсем недавно, подлежала более серьезной регламентации. Важно подчеркнуть, что смету СТО РСФСР утверждал Большой Совнарком ^[317].

Передача наркомами постановлений Совета труда и обороны на перерешение в СНК РСФСР имела место, хотя и крайне редко. Как это часто бывало в рутинной деятельности советских партийных и государственных органов, в роли бузотера выступал главный большевистский эксперт в области внешней торговли Л. Б. Красин ^[318], однако, как мы увидим в дальнейшем, во времена т. н. коллективного руководства желание отстаивать постановления Совета труда и обороны в СНК у этого ленинского наркома пропало.

Даже временное отсутствие В. И. Ленина позволяло его наркомам и их заместителям вести себя, мягко говоря, некрасиво по отношению к председательствующим на заседаниях Совнаркома. Я. М. Свердлов, по воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, «всегда допускал четверть часа возможного опоздания» ^[319]. Очевидно, именно такое опоздание и стало для руководства партии и государства академическим, хотя В. И. Ленин опоздания не терпел в принципе. А. Д. Цюрупа 24 января 1922 г. прибег к старому, проверенному способу призвания наркомов к порядку, первым же пунктом повестки рассмотрев вопрос «Об опоздании членов СНК на заседания СНК» и навязав решение «Сообщить в През[идиум] ВЦИК, что на заседание […] из числа голосующих членов СНК вовремя явились только тт. Цюрупа, Яковенко, Фрумкин, Емшанов и Леплевский, остальные же, а именно: Довгалевский, Курский, Богданов, Склянский, Семашко, Литкенс, Покровский, Лежава – запоздали не менее чем на 20 мин., а представитель НКФина не явился вовсе, чем задержали открытие СНК» ^[320]. Э. М. Склянский учился у подлинного мэтра – Л. Д. Троцкого (недаром оба из Наркомата по военным делам), который отнюдь не отличался педантизмом: мог запросто опоздать на ответственное собрание, а потом свалить всю вину на неких «виновников» ^[321], не существовавших в природе. Однако даже традиционно недисциплинированный Э. М. Склянский, который опоздания на правительственные заседания и получение ленинских «надраний» сделал традицией, так не распоясался, как руководство финансового ведомства: уже 17 марта 1922 г. СНК был вынужден «… поставить на вид Наркомфину систематические запаздывание на заседание СНК» и как следствие «…задержку обсуждения вопросов» ^[322]. Коллегия Наркомата финансов РСФСР продолжала игнорировать заседания правительства и доигралось до того, что 4 апреля 1922 г. А. И. Рыков, первым же пунктом поставив в СНК вопрос «Об отсутствии на заседаниях представителя Наркомфина», провел поручение себе самому выяснить причину отсутствия и проведение в жизнь наложения дисциплинарного взыскания. В протоколе заседания было специально зафиксировано: «Копию расследования представить т. Ленину» ^[323], которого наркомы боялись сильнее, чем всех заместителей председателей СНК и СТО РСФСР, вместе взятых. Все бы было хорошо, если бы 13 июня 1922 г. в числе опоздавших членов Совнаркома не оказался бы сам А. И. Рыков ^[324]. Если бы не педантизм вождя, самое место было бы припомнить старинную пословицу о том, что рыба гниет с головы.

Страница