Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 113

Собираясь идти к Оренбургу и желая подготовить себе некоторый успех, Пугачев отправил в город два указа, из коих один был на имя губернатора, а другой на имя оренбургского атамана, подполковника Могутова. Самозванец обнадеживал атамана, что за верность и службу награжден будет кафтаном, реками, озерами, бородой, крестом и пр. Воззвание же к губернатору было следующего содержания:

«Сей мой именной указ Оренбургской губернской канцелярии и господину губернатору Рейнсдорпу и рядовым казакам и всякого звания людям мое именное повеление.

Как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы послужите мне, великому государю, верно и неизменно до капли своей крови, а как я к Оренбургу к городу прибуду, так все с усердием могли соответствовать достойно лицу моему. Второе, когда вы исполните мое именное повеление и за то будете жалования чинами и напредки ваши рекой, и землею, и травами, и морями, и денежным жалованьем, и хлебным провиантом, и свинцом, и порохом, и вечной вольностью и повеление мое исполните со усердностью меня государя встречайте, то совершенно меня за оное приобрести можете к себе мою монаршескую милость. А ежели вы моему указу противиться будете, то вскорости восчувствуете на себе праведный гнев мой и власти Всевышнего создателя нашего и гнева моего избегнуть не может.

Никто тебя [губернатора] от сильные нашей руки защитить не может» ^[596].

В ответ на это из Оренбурга был отправлен 2 октября подписанный многими лицами указ следующего содержания ^[597]:

«Указ ее императорского величества самодержицы Всероссийской.

Находящимся при самозванце яицким и илецким казакам.

К крайнему всякого прискорбию, оказались вы в таком состоянии, что, забыв страх Божий и учиненную в верности ее императорскому величеству присягу, поверя лестному и совсем на лжи основанному представлению самозванца, отважились на такое злое и богомерзкое дело, о коем всяк, разум имеющий, без внутреннего содрогания пребыть не может, что вы, пристав к нему, как ослепленные погружаете себя у Бога и у целого света во глубину погибели. Но как таковым должно напоследок прийти во свет разума и самого себя познание, то вас все здешнее общество прилежно увещевает от всех производимых вами злых дел совершенно отстать и быть на свете человеками. А как вы очень важное преступление уже учинили, то вот вам к утолению высочайшего ее императорского величества гнева средство: реченного самозванца постараться поймать и представить, через что можете удостоить себя в том вашем злодеянии здешнего у ее императорского величества предстательства, которое, конечно, учинить не оставлено будет. А ежели сердце ваше так ожесточилось, что сие увещевание не проникнет, то остается непременно погибать вам, как в сем веке, так и в будущем. Причем дается вам знать, что упомянутый самозванец беглый из Казани донской казак, именем Емельян Пугачев, который пред сим в равномерном злодеянии в Астраханской губернии пойман и жестоко наказан был, следовательно, такому человеку, который честного общества извержен, мерзить и удаляться должно».

Конечно, переписка эта осталась без всяких последствий, и 3 октября передовые толпы мятежников показались в виду Оренбурга почти в то самое время, когда отряд майора Наумова втягивался в город.

Будучи отправлен полковником Симоновым в погоню за Пугачевым и имея в своем отряде 246 человек пехоты и 378 казаков ^[598], Наумов двинулся вверх по Яику. Не догнав мятежников и получив по дороге известие о значительном увеличении толпы самозванца, Наумов предпочел переправиться на противоположный берег реки Яика и прямо степью направился к Оренбургу. Прибытие Наумова было встречено жителями с большим восторгом и, по словам Рейнсдорпа, «Оренбургская крепость, в случае атаки, в состояние пришла» ^[599].

Появление Пугачева под Оренбургом. – Состояние Казанской губернии и меры к ее защите. – Петербург в конце 1773 года. – Известие в столице о появлении самозванца и его успехах. – Меры правительства к подавлению восстания. – Назначение генерал-майора Кара. – Инструкции, ему данные. – Первый манифест о Пугачеве. – Распоряжения Военной коллегии и сибирского губернатора по отправлению войск к Оренбургу.

При первых известиях о появлении Пугачева оренбургский губернатор, генерал Рейнсдорп, писал казанскому, фон Брандту, что намерения самозванца, по всей вероятности, заключаются в том, чтоб идти в Казанскую губернию «помещичьими жительствами, преклоняя на свою сторону крестьян и обольщая их дачею вольности».

Трудно сказать, на чем Рейнсдорп основывал свои предположения о дальнейших действиях самозванца; тем не менее сообщение это озадачило Брандта и вызвало с его стороны усиленную деятельность.

Казанская губерния была почти беззащитна: из трех гарнизонных баталионов, находившихся в Казани, большая часть была командирована для набора рекрут и для конвоирования арестантов, отправляемых в Сибирь огромными партиями. Оставшихся налицо нижних чинов так мало, доносил Брандт ^[600], «что не только поиску и истребления реченной сильной, злодейской шайке, но и обороны против их воровского нападения делать некем». На местное население в защите границ губернии полагаться было невозможно, потому что «земледельцы разных родов, а особливо помещичьи крестьяне, по их легкомыслию, в сем случае весьма опасны, и нет надежды, чтобы помещики крестьян своих с пользой могли употребить себе и обществу в оборону».

Всю надежду генерал Брандт возлагал на поселения оставных солдат, которые хотя не имели оружия и, «забыв военные обряды, совсем сделались мужиками», но на этот раз могли считаться единственными защитниками границ Казанской губернии. На этом основании наведывавшему поселениями отставных нижних чинов, генерал-майору Миллеру, было приказано собрать на первый раз от 200 до 500 человек и расположить их по реке Черемшан, протекавшей по границе губернии. Казанскому архиепископу Вениамину предложено, при помощи подчиненного ему духовенства, употребить все меры к отклонению населения от содействия самозванцу. Вениамин назначил 5 октября торжественное богослужение в соборе. Он выехал из монастыря в большом экипаже («берлине»), отделанном золотом, на шестерке лошадей в шорах. Кучер был одет в немецкий кафтан, с огромными обшлагами и в треугольной шляпе, а впереди ехали двое верховых в зеленых епанчах, один держал на руке архиерейскую мантию, а другой – посох. На паперти собора высокопреосвященный Вениамин надел мантию, взял в руки посох и вошел в церковь, а после литургии вышел к народу, публично проклял Пугачева и предал его анафеме ^[601]. Вслед за тем казанский архиепископ приказал отобрать от всех священников подписки в том, что они постараются своих прихожан «от помянутого противного и опасного всему обществу случая отвратить». Духовным правлениям и консисториям вменено в обязанность отправить священников по возможности в каждое село и поручить им убеждать население, что принявший на себя имя императора Петра III есть самозванец, беглый донской казак Емельян Пугачев, и что все, кто примут его сторону, будут преданы вечному проклятью ^[602].