– Вы какие? – спросил Пугачев.
– Донские, были в Саратове.
– Детушки, Бог и государь вас во всех винах прощает, ступайте ко мне в лагерь.
Казаков повели в лагерь, а самозванец, переменив коня, погнался с несколькими человеками за Фоминым, Гогелем и Скуратовым.
Спасаясь от преследования, все три офицера встретили на пути ожидавшего их Державина и вместе с ним поскакали в Саратов. Некоторые писатели находят поступок этот естественным потому, что Державин с ничтожным отрядом мог очутиться лицом к лицу с неприятелем в несколько тысяч человек; что сопротивляться значило вступить в неравный бой. Мы, люди военные, судим об этом несколько иначе. Оставаться при отряде и отступать вместе с ним от многочисленного неприятеля дело почетное, но бросить отряд и не явиться во главе его, когда сам затеял экспедицию, а затем рассуждать, благоразумно или нет вдаваться в опасность, в военном деле не допускается. Можно ли допустить, чтобы каждый командир части соразмерял силы противника с своими и затем соображал, выгодно или нет вести ему свою часть в атаку. Если бы Михельсон рассуждал таким же образом, он никогда бы не решился не только атаковать, но и подойти близко к мятежникам. Беззаветное исполнение долга, не справляясь с числом противника, есть обязанность каждого военного, одинаково требуемая как в настоящем, так и в прошлом столетии. Державин был не гражданский чиновник, а поручик лейб-гвардии Преображенского полка, присягавший не щадить живота и нести на себе все тяготы военной службы, но, к сожалению, мы ниже увидим, что он не имел никакого понятия ни о дисциплине, ни об обязанностях военного человека. Тем не менее он сознавал свой поступок и потому счел необходимым уверять, что и при этом бегстве он «не забыл своего долга» (?!).
При захождении уже солнца казаки прибыли в лагерь вместе с бунчуком, на котором было изображение Знамения Богородицы, отбитым ими же на речке Больших Узенях при разбитии весной толпы яицких казаков. Лагерь был расположен у самого города Петровска на лугу, где разбиты были две палатки для самозванца и третья для секретаря; палатки были окружены стражей из яицких казаков. Приведенные донцы поступили в полк яицкого казака Афанасия Перфильева
[757].
Возвратившись вечером в свой стан, самозванец потребовал к себе в палатку сотника Мелехова, хорунжих Малахова, Попова и
Колобродова. В палатке был накрыт ужин; приглашенным предложено сесть и выпить по две чарки водки.
– Пейте, детушки, при мне, – говорил Пугачев, – и служите верно.
Казаки выпили.
– Какое вы получаете жалованье от государыни?
– Мы от всемилостивейшей нашей государыни жалованьем довольны, – отвечали казаки.
– Хотя вы и довольны, – заметил самозванец, – но этого мало и на седло, а не токмо на лошадь; послужите вы у меня – не так будете довольны и будете в золоте ходить, а у вас господа съедают жалованье. Слушайте, други мои, был я в Египте три года, в Цареграде три года, да в третьем, не упомню где, месте два года; я все примеры чужестранные узнал – там не так, как у нас. Я знаю, как с господами поступлю
[758].
После такого заявления Пугачев дозволил им приходить к себе утром и вечером, когда встретят надобность, выдал старшинам по 20 руб. и казакам по 12 руб., а затем приказал им идти и ложиться спать.
Казаки оставались в толпе самозванца весьма недолго и начиная с 9 августа поодиночке почти все бежали на Дон.
Пугачев же 5 августа покинул свой лагерь у Петровска и со всей своей толпой двинулся к Саратову.
Глава 21
Положение Саратова при приближении Пугачева. – Отъезд генерала П. Кречетникова в Астрахань. – Несогласия, возникшие между саратовскими властями. – Переписка Ладыженского и Державина с полковником Бошняком. – Совещание по защите города. – Приближение Пугачева к Саратову. – Встреча его с войсками. – Разграбление города.
Саратов был одним из наиболее населенных городов Астраханской губернии, и в нем насчиталось до 7 тысяч жителей. Истребленный в начале 1774 года пожаром, город едва начинал отстраиваться, как находившийся в нем астраханский губернатор Петр Никитич Кречетников получил приказание генерал-прокурора князя А.А. Вяземского отправиться в Астрахань и вступить в отправление своей должности.
«Ее императорское величество, – писал князь Вяземский генералу Кречетникову
[759], – высочайше повелеть мне соизволила объявить вашему превосходительству, что как в рассуждении обстоятельств, для коих вам назначено быть в Саратове, последовала известная перемена
[760], то по получении сего переехать вам в Астрахань и вступить в надлежащее правление возложенной на вас должности, учреди поступок ваш таким образом, чтоб оный соответствующ был высочайшей ее вам доверенности и сохраняя во всех частях должную справедливость и правосудие, чем одним можете заслужить ее милость и благоволение.
Я чрез сие, исполняя высочайшее повеление, нахожу за нужно с своей стороны сообщить вашему превосходительству, что по причине происшедших ссор между ваших товарищей и прокурора, когда не найдете средства к прекращению, то можете с описанием всех обстоятельств представить в Сенат».
На это письмо Кречетников отвечал
[761]:
«Вашего сиятельства письмо с высочайшим ее величества повелением о переезде моем в Астрахань к порученной мне должности я имел счастье получить. На которое вам, государь, по чистой моей душе, как пред самим Богом ответ дать должен, так и говорю, что нет у меня иной мысли, как только прошу всемогущество Божие, чтоб подал мне силу разума сохранить славу ее величества и интерес ее высокого звания соблюсти; а затем дать людям правду по крайнему разумению и всеми силами течение дел пустить. Сами, милостивый государь, рассудить изволите, что мне в свете лестнее быть может, как приобрести высочайшее ее величества себе милосердие и благоволение. Верь Богу, государь, что сего единого только и желаю.
Теперь же принужден несколько дней остановиться здесь по причине пожара, чтобы сделать и положить на мере, как впредь город строить и расположить от неистового (?) строения и непорядка, каковой был. К тому же здесь довольно разных команд, кои не только друг другу не подчинены, но и мне не принадлежат; то если мне, не сделав при себе положения, уехать, то придет город в спор и всякий в свои положения, то и принужденно будет мне приезжать к рассмотрению. Я и рассудил все то теперь сделать и буде успею, то отсюда же и к вам представлю, а ежели не успею, то с дороги то сделаю. Я же намерен в проезд до Астрахани все места осмотреть, так как и линию Царицынскую, и потом вас уведомить, чтобы уже мне осталось осмотреть ту сторону. А затем наиприлежнейше прошу подать мне знание и наставление, какое бы ее величества соизволение было о вверенном мне крае и о соседственных народах, то истинно, государь, все силы употреблю, чтобы их на тот конец привести и постараюсь, как только время допустит, осмотреть темницы и рудники и сделать потребное и основательное примечание и о всем том с крайней аккуратностью донести».