История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 102

– В лес, Хетаг, в лес! – кричал ему неведомый голос.

Лес, однако, был далеко. Хетаг понял, что не успеет добраться до него и не спасет своей головы. Изнемогая от усталости, он предложил лесу, если угодно, выйти к нему навстречу.

– Хетаг уже не поспеет в лес, – крикнул он, – так пускай лес поспеет к Хетагу!

И вот часть орехового леса, отделившись, выступила вперед и укрыла храброго витязя и ловкого вора. Лесок этот, остановившись на том самом месте, где и теперь стоит, назван по имени спасенного Хетаг и получил священные права в честь Хетаджи-дзуара (патрон, святой Хетага). Легенда говорит, что и теперь еще то место, откуда ушел лес, осталось голым посреди дремучего леса. Поляна эта в трех верстах от Алагирской станицы известна под именем Бираги-дзенджи-цагат (волчья голень).

Деревья этого леска считаются неприкосновенными, их никто не смеет ни рубить, ни собирать плодов, убивший в этом лесу зверя должен бросить его там же, если он непригоден в пищу, в противном случае обязан созвать всех своих односельчан, и на том самом месте, где зверь был убит, они вместе должны его съесть. Выносить из леса ничего не разрешается, любой, кто нарушит запрет, ослепнет или умрет. Суеверие это имеет такую силу в народе, что, если положить в лесу самые привлекательные для осетина вещи, они останутся неприкосновенными, равно как и люди, скрывающиеся в нем от преследования. Раз в год жители собираются в лесок на праздник и приносят жертвы, которые называются пывондами.

У осетин в прежнее время существовал даже сау-бареджи-дзуар, или святой Черного всадника, покровительствующий воровству. Каждый туземец, собираясь на грабеж и вообще в ночные разъезды, просил содействия этого святого. Хозяйка напекала пышек, старший член семьи клал эти пышки около себя и, взяв одну и обнажив голову, призывал на помощь своего патрона. Уверенный, что подобным подношением расположил святого к себе, осетин смело отправлялся в путь и был убежден, что впереди едет Черный всадник на своем вороном коне и способствует успеху и удаче в его разбое. Если наезд был неудачен и грабитель поплатился жизнью, народ говорил, что он был оставлен святым. Обитает этот святой, по словам туземцев, в пещере Бзи в Алагирском ущелье, в 16 верстах от Алагирской станицы.

Слепая вера в непреодолимую силу некоторых вещей также очень сильна среди осетин. Каждое семейство втайне от других поклоняется какому-нибудь предмету, в силу которого верит и боится его прогневить, полагая, что эта неодушевленная вещь отомстит за оскорбление в случае ложной клятвы. Почтение к неодушевленным предметам и даже животным так велико, что не было случая, «чтобы кто-нибудь не сознавался в воровстве или даже убийстве, ежели от него потребуют признания над предметами или животными, втайне им уважаемыми».

Лица, поставленные во главе управления осетинами, нередко прибегали к такого рода клятве и пользовались суеверием народа при разборе тяжб между осетинами. Так, однажды помощнику уездного начальника была подана осетином жалоба, что сосед украл у него отличного барана, за что просил приказать вору возвратить, по их обычаю, четырех баранов. Обвиняемый отпирался и уверял, что никогда не только не крал, но и не видел барана. В доказательство своих слов он клялся семейством, призывая на него все несчастья, беды, чуму и холеру. От жалобщика потребовали более убедительных доказательств. Тогда он снял с себя мешок, вытащил из него кошку со связанными лапами и подал обвиняемому палку.

– Если ты не крал у меня барана, – проговорил он, – убей эту кошку.

Обвиняемый отказался, уверяя, что ни отец его, ни дед, ни прадед никогда не убивали кошек, и потому он отдает истцу четырех баранов, не желая марать руки кошачьей кровью. Казалось, дело было кончено: виновный найден и удовлетворил истца, но едва истец тронулся с места, как обвиняемый его остановил.

– Постой, сосед, – проговорил он, – мы еще не кончили дела. Начальник, будь справедлив: я действительно взял у него то, что он говорил, но и он согрешил против меня. Когда я зарезал барана, то шкуру спрятал под камень и ушел домой, но издали видел, что сосед украл у меня эту шкуру.

Истец, сделавшись теперь ответчиком, стал запираться точно так же, как за несколько минут перед тем запирался его противник.

Он клялся, что не брал шкуры, и говорил, что готов присягнуть в доказательство своей невиновности.

– Присягнув, ты обманешь, – сказал ему истец, – потому что ваша семья верит только в святого Константина и Давида Гелатского, а вот погоди…

С этими словами он побежал на пригорок к развалинам древней башни и принес оттуда довольно большой камень.

– Переступи через этот камень, если ты не брал шкуру моего барана.

– Зачем мне переступать через камень? – с видимым отвращением сказал обвиняемый. – Не надо мне твоих баранов, и пусть мясо моего пропадает.

Разбирательство кончилось, и вскоре оба тяжущихся дружелюбно сидели под деревом и вместе обедали.

Объектами поклонения могут служить ружье, просто ветка, сорванная с дерева, какой-нибудь клок одежды и т. п. Каждая семья имеет свой особый предмет, которого втайне боится и которому оказывает глубокое уважение ^[161].

Суеверию осетин нет пределов, нет ничего легче, чем прослыть среди них пророком. Любой умалишенный почитается у них за сверхъестественное существо. Народ верит в добрых и злых духов и сатану, по его понятию, в каждом месте есть злой дух, старающийся напортить людям, в одном месте он напускает по ночам тени, в другом поджигает сено, а в третьем забавляется переноской сена с одного места на другое. Многие из осетин уверяют, что сами видели дьявола.

Осетины верят в существование допи-чизг, богини воды, водяных девушек или наяд. Если кто-то утонет, говорят, что он рассердил допи-чизг и они его наказали. Талисманы, колдуны и колдуньи играют также не последнюю роль в суеверии. В представлении народа колдунья – это дряхлая старуха, обычно злая, которой зарватик (ласточка) щебечет, где лежит клад, где растет живая трава, и знает та старуха все, что делается на свете ^[162].

Это чародейка, хуже и страшнее которой народ представляет себе только черта. К такой женщине осетины питают отвращение и страх и верят, что она умеет превращаться в хищных зверей и приносить несчастья тому, на кого рассердится.

Воображение народа создало древнего Гуда, горного духа, обитающего на горе Гуд, высшей точке перевала новой Военно-Грузинской дороги, и повелевающего окрестными горами. Дух этот имеет свои склонности и страсти: может любить, ревновать, а в случае неудачи не на шутку рассердиться. Одна из его проделок описана в народной легенде.

При спуске с горы Гуд в Чертову долину – небольшую поляну, находящуюся между горами Гуд и Крестовая, из глубокой расщелины на дне ущелья вытекает речка Арагва, на берегу которой стоит осетинский аул.