История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 126

Недостаток и в этом скудном образовании был причиной того, что у многих племен нагорных чеченцев почти все муллы были пришлыми. Каждый аул выбирал кого-нибудь из грамотных и признавал своим муллой. Из нескольких мулл выбирали кади. «Звание это, – говорит Ад. П. Верже, – не совмещало в себе какой-либо высшей степени в духовной иерархии и не предоставляло ему никакой власти над прочими муллами. Кади был не что иное, как доверенное духовное лицо, которому предоставлялось перед прочими муллами исключительное право разбирательства по шариату случающихся в его околотке тяжб, составление письменных актов и вообще все гражданские дела, в которые допускалось вмешательство духовенства. Впрочем, кади в Чечне было немного, потому что избрание их требовало от жителей единства, которое трудно было установить между ними».

Из этого видно, что круг деятельности чеченского духовенства был крайне ограничен. Не получая никаких особенных доходов с прихожан, зато имея большой запас свободного времени, духовенство посвящало его торговле и земледелию. В Чечне каждый мулла получал, как и его прихожане, определенный участок земли, которым и кормился.

С установлением в Чечне власти Шамиля духовенство в глазах народа значительно поднялось, но не настолько, чтобы главенствовать. Мулл в Чечне по-прежнему уважали довольно мало. Они сами не столько заботились о распространении ислама и чистоте религии, сколько хлопотали о поддержании суеверий. К ним чаще прибегали за помощью, когда нужно было написать какой-нибудь талисман, приворожить возлюбленную или возлюбленного. Получая за это в подарок несколько баранов, муллы не отказывались от исполнения таких просьб и вообще уверяли, что Коран открывает им все темное и скрытное. Если случалась засуха, жители спешили к мулле и просили его отыскать в книге день, в который можно назначить церемонию для вызывания дождя.

Давно уже стоят жаркие дни, сухая мгла скрывает от глаз равнину и горы, трава выгорела, а над землей колеблется раскаленный воздух. Листья кукурузы завяли и опустились, множество мышей, вызванных засухой, точат ее корни, скот болеет, начался и падеж. «В аулах по дорогам не было видно ни души; даже собаки забились под изгороди, в тень, и валялись как трупы». Все ждало дождя – но он не шел. В жарком климате засуха есть величайшее зло, особенно если она наступает весенней порой. Тогда она лишает все живое настоящего и будущего пропитания. В краю, где доставка хлеба или вовсе невозможна, или очень затруднительна, голод – неминуемый наследник неурожая. Такой народ, как чеченцы, искони живет от дня до вечера, не вспоминает, что было третьего дня, и мало думает, что будет завтра. Но когда бедствие, которое народ считал за тридевять земель, вдруг является перед глазами, он начинает плакать, шумит и бросается из стороны в сторону. Так было и теперь.

Жители аула несколько раз ходили к мулле и просили его вымолить у неба воды. Мулла порылся в книгах и глубокомысленно заметил, что следует подождать еще немного, пока он не отыщет соответствующий день. Народ разошелся, довольный и тем, что мулла хоть нескоро, но отыщет такой день и даст им дождя. Мулла время от времени внимательно присматривался к направлению ветров и к склонам гор, особенно с юго-западной стороны. Однажды он с удовольствием подметил, «что на плоскости, над мглою, образовываются небольшие темные ядра: из-за гор с восточной стороны показываются и исчезают белые облака, а главное, из-за гор с юго-западной стороны от времени до времени прорывается свежий ветерок; это яльчимох — дождевой ветер».

Вечером после молитвы, по обыкновению, кучка хозяев сидела у мечети, среди них был и мулла, глубокомысленно водивший палкой по песку. Разговор шел о необходимости дождя. Мулла говорил, что засуха – это следствие гнева Божия, что народ опоганился: курит табак, пьет вино и не следует правилам истинного мусульманства.

– Проклятие на таких, – говорил мулла, – они навлекают гнев Божий… Сегодня же ночью нужно возвестить проклятие, иначе нет пользы.

Собравшиеся только того и ждали.

«Разойдясь по домам, они приготовили ружья и, когда стемнело, подняли стрельбу, громко крича проклятие тем, кто свертывает папиросы из кукурузного листа, пьет водку и принимает ложную присягу. Сотни выстрелов раздавались в течение получаса. Казалось, в ауле идет самый одушевленный бой. Наконец все успокоилось, и аул заснул».

Мулла посмотрел на небо, обвел его глазами, обратил особое внимание на юго-запад и, совершенно довольный, отправился в свою саклю. На следующий день он пригласил народ на испрошение дождя.

Мужчины, женщины и дети толпами спешили к реке. Женщины несли хлеб, мужчины котлы и посуду, а некоторые гнали быков, предназначенных в жертву. Мулла, собрав возле себя кружок грамотных, напевал с ними молитву, а молодые собирали камни, которые складывали в кучу около поющих. Те вместе с муллой брали камешки, читали над ними таинственные слова и, поплевав немного на каждый, откладывали в сторону. Несколько человек из собравшейся толпы отсчитывали оплеванные камни и передавали молодежи, которая бросала их в реку или зарывала в землю. Это продолжалось несколько часов и кончилось, только когда было насчитано 70 тысяч камней – роковое число, без которого нельзя вымолить дождя. В это же самое время мальчики бросались в воду нераздетые и получали за это подарки.

Набросав в реку 70 тысяч камней, зарезав быков, собравшиеся наварили мяса, наелись, напились и отправились в аул. На следующее утро многие из хозяев уверяли, что ночью шел дождь, впрочем небольшой. «Как бы то ни было, но с юго-запада надвинулись черные тучи и стали слышны глухие раскаты грома; к вечеру заволокло все небо, а в ночь с субботы на воскресенье хлынул проливной дождь ^[207]. Зелень сделалась ярче, кукуруза выпрямилась, и находчивый мулла торжествовал…»

Сам Шамиль нередко прибегал к подобному шарлатанству, распространяя слухи, что имеет непосредственный контакт с Магометом, будто бы являющимся к нему в виде голубя и в других видах. Для приобретения большей популярности он старался показать, что он избранник Божий и, так сказать, наследник пророка. Магомет начал свое поприще бегством из Мекки в Медину, это бегство называется гиджрет или гиджра, и от него идет летосчисление мусульман. Шамиль назвал гиджретом свое переселение из Гимры в Ашильту и считает с этого времени начало своего имамства, несмотря на то что после смерти Кази-муллы до Шамиля был еще имам Гамзат-бек. Магомет всех спутников своего бегства назвал мухаджирет, Шамиль точно так же назвал всех бежавших с ним из Гимры в Ашильту и, кроме того, всех мусульман, которые, бежав от неверных, искали его защиты и покровительства. Жителей Медины, у которых укрылся Магомет, пророк назвал почетным именем ансар (помощники, сподвижники). Шамиль точно так же называл жителей Ашильты, приютивших его.

«Все эти и подобные тонкости, – говорит Казем-бек, – придавали Шамилю высокое значение в глазах его подданных; в особенности он пользовался уважением различных легковерных обществ Дагестана, которые смотрели на него как на наместника пророка… Мохаммед диктовал свой Коран отрывками, которые писались на лоскутках кожи и коры древесной. Шамиль передавал свою волю мюридам и наибам на самых маленьких лоскутках бумаги. Я никогда не видел, чтобы его письма имели более трех вершков длины и двух вершков ширины. Это также была одна из утонченностей в подражание пророку, которым Шамиль привлекал к себе народ».