История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 184

Если, с одной стороны, были лица, увлекавшиеся выгодами, которых на самом деле не было, если географическое положение Грузии и ее богатства были слишком преувеличены и оказались впоследствии не столь значительными, как предполагали, то, с другой стороны, были и противники, отвергавшие такую пользу. Графы Воронцов (С.Р.), Кочубей и князь Чарторижский были против присоединения Грузии. Составленный ими по этому случаю доклад был передан императором Александром на рассмотрение Государственного совета вместе с отчетом Кнорринга.

Шумно было заседание Государственного совета 8 августа 1801 года. Большинство членов было за присоединение Грузии к России. Графы Воронцов, Кочубей и князь Чарторижский не только отвергали пользу нового приобретения, но говорили, что присоединение Грузии к империи противно выгодам России. Чарторижский говорил, что с принятием страны в подданство еще более увеличатся и без того слишком обширные границы России, что на защиту их потребуются весьма значительные издержки и средства.

Зная, что Грузия непосредственно не прилегала к границам России, а, напротив того, находилась в средине враждебного нам населения, можно было бы согласиться с мнением противников ее присоединения в том, что защита страны вовлекала Россию в значительные издержки. Предлагаемые же ими взамен того меры не выдерживали критики.

Вице-канцлер (то есть граф С.Р. Воронцов) объяснял, что находит такое присоединение несправедливым, потому что фамилия Багратион царствует в Грузии не избирательным образом, а наследственно, что поэтому присоединение царства будет иметь вид насилия.

Князь Чарторижский отвергал справедливые желания народа; он не признавал за ним права голоса, не обращал внимания на его бедственное положение. Говоря, что значительная граница потребует значительных средств к обороне, он предлагал сохранить Грузию в вассальстве, в которое она была принята императрицею Екатериною И; предлагал оставить там все те войска, которые до сих пор находились, и назначить в Тифлис полномочного, с тем чтобы он начальствовал и войсками, расположенными в Грузии. Молодой и неопытный вельможа легко судил о судьбе народа и, отвергая одно предложение, как негодное, предлагал свое с большими еще недостатками.

Не говоря о том, каких средств стоило бы России, признав Грузию вассальною, защищать ее от внутренних неустройств и внешних вторжений, мы приведем слова Чарторижского, которые сами укажут на ошибочность его мнений. Он предлагал, чтобы наш уполномоченный имел «попечение о добром согласии между лицами царской фамилии и о защите всех обывателей от самопроизвольных подвигов и взысканий царей. Настоящую же вражду между царевичем Давидом с его дядями, детьми царя Ираклия, утишить подкреплением духовной царя Ираклия, его фамилиею и землею благопринятой, ибо по обряду в наследстве по нем, в оной изображенной, во время еще жизни его, все чины Грузии торжественно присягали».

Члены совета не могли согласиться с таким мнением. Оставляя Грузию самостоятельною, невозможно было приискать таких средств, которые могли бы примирить лиц царской фамилии, как между собою, так и с народом. Народ, изъявивший желание быть русским подданным и тем восстановивший против себя царевичей, должен был ожидать еще больших притеснений. Мог ли наш уполномоченный одними словами, без власти, защищать его от грабежа и разорения? Мог ли русский император, раз заявивший согласие на принятие страны в свое подданство, отказаться от народа, ожидавшего только присяги на верность? Отрицательный ответ его отдал бы многочисленнейшую и лучшую часть народа на жертву мщения и междоусобия царевичей.

С одной стороны, донесение Кнорринга и записка графа Мусина-Пушкина, основанная на фактах, хотя ошибочных и преувеличенных, а с другой стороны, голословные мнения противников присоединения Грузии к России были тщательно рассмотрены Государственным советом. Мнение первых получило предпочтение перед вторыми.

Государственный совет находил, что протекция, которую оказывала Россия Грузии с 1783 года, «вовлекла сию несчастную землю в бездну зол, которыми она приведена в совершенное изнеможение, и продолжение оной на тех же основаниях неминуемо ввергнет ее в совершенную погибель».

«Ежели для спасения Грузии, – сказано в журнале совета, – держать в ней всегда столько же войска, сколько там теперь находится, от того последует России знатная и вовсе бесполезная издержка. Малым же ополчением ее от внутренних неустройств и от внешних врагов охранять не можно. Нужно будет дать ей царя, утвердя на престоле одного из царевичей, почитающих иметь на оный право. Первый царевич, Юлой, установлен по завещанию Ираклия Теймуразовича; другой царевич, Давид, по духовной сына его Георгия. Правда, что царь Георгий нарушил завещание родительское; но, может быть, подали ему царевичи, братья его, на то причины, и, сверх того, царевич Давид, назначенный им наследником Грузинского царства, утвержден покойным императором, имевшим право утверждение таковое дать. Итак, избрание между сих двух кандидатов подвержено, с одной стороны, противоречию учиненного уже в пользу царевича Давида утверждения, с другой – неудовольствию народа нарушением завещания царя Ираклия и возведением на царство князя, поведением своим народ против себя восстановившего. Впрочем, Грузия ни от одного из них спасения себе не чает, и сам царь Георгий Ираклиевич, предусматривая все бедствия, от разврата фамилии царской для народа произойти долженствующие, иного избавления для него не изобрел, как утвердив его в подданстве России, следуя видам родителя своего, который тоже имел намерение, когда просил через посланника своего князя Чавчавадзе, в 1795 году, позволения видеться в Моздоке или другом месте с командовавшим на Кавказской линии генералом графом Гудовичем, что открывается по бумагам того времени. Все сии вновь открывшиеся обстоятельства не представляют совету в присоединении Грузии ни малейшей несправедливости, а видит он в том спасение того края, для России же существенную пользу, в надежном ограждении границ ее ныне от хищных горских народов, коих удобно обуздать будет можно, а на будущее время от самих даже турок, не говоря уже о персиянах, кои, без сомнения, коль скоро оставлена будет Грузия, на нее нападут и ею завладеют».

Относительно особ царской фамилии и их содержания Государственный совет полагал оставить в Грузии тех из них, которые, «по кроткому нраву и поведению не будут подавать о себе подозрения, что станут возмущать соседей или иные делать неустройства; всех же прочих выслать в Россию, где определением каждому соразмерно семейству его пенсии легко устроиться может их жребий».

Мнение совета было на этот раз принято императором Александром с такой решимостью, что не могли его разубедить и все члены неофициального комитета.

Уважая честь и достоинство империи, снисходя на просьбы грузинского народа, император решился «в царстве Грузинском, ради собственного его блага, устроить правление и порядок».

Назначая Кнорринга главнокомандующим в Грузии и на Кавказской линии, император Александр поручил ему устроить на прочном основании благоденствие Грузии и во всем сообразоваться «с нравами, обычаями и умоначертаниями народа». Кноррингу вменено было в обязанность привести в порядок духовную часть, устроить училища, образовать миссионерство для обращения в христианство горских народов, уничтожить все наследственные чины и места, с тем чтобы лица, пользовавшиеся этим правом, получили соразмерные пожизненные пенсионы. «Что касается до членов царской фамилии, – писал император Александр, – то для успокоения края и отвращения всякого соблазна к вредным каким-либо замыслам желательно было бы, чтоб обе царицы и все царевичи, а особливо более беспокойные, соглашены были выехать в Россию. В каковом случае, с сохранением почестей, знаменитому роду их приличных, получат они здесь всевозможные выгоды с пожалованием им и роду их потомственно таких пенсионов, сколько составляют доходы в Грузии, ныне ими получаемые».