История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданство России. Том 4 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 54

Находя, однако же, необходимым расположить по одному батальону в Одиши, Лечгуме и Кутаисе, князь Цицианов просил Литвинова позаботиться о казармах для их помещения. Цель такого расположения главнокомандующий объяснял тем, что «в том народе верность еще не утверждена; силе надо быть в сердце оного или в столицах, откуда добро и зло во все концы владения выходят». Вытребовать, однако же, казарм для помещения полка Литвинов не мог ни у царя Соломона, ни у Дадиана. Первый отговаривался «по недоброжелательству», а второй по неимению на то средств. По предположению князя Цицианова войска не могли быть размещены так, как он желал. В Лечгуме не было возможности поместить батальон, потому что все тяжести доставлялись туда только вьюками, следовательно, доставка провианта была крайне затруднительна и весьма дорога, по неимению достаточного количества лошадей. В Одиши же батальон был нужен во избежание беспорядков, которые могли произойти после неожиданной смерти Дадиана.

24 октября 1804 года, после кратковременной болезни, князь Григорий Дадиан скончался. Вот что писала об этом князю Цицианову супруга покойного, княгиня Нина Георгиевна.

«Знаю, – писала она ^[266], – что вы желаете узнать о нас. Бог прогневался на наш дом, на главы наши и на патрона Дадиана, наказав меня за грех. Какой-то Божий враг и изменник всемилостивого государя отравил его и убил посредством яда. В животе у него не удержалось ни сердца, ни печени: часть он выбросил изо рта, часть задом через испражнения, и этим его убили. Теперь, государь мой, это подлежит вашему спросу; наш дом опирается на вас, мы надеемся, что спросите о нас и о живых, и о мертвых; умоляю вас о том. Пока в Дадиане была душа, он существовал вашею милостию, а я другого попечителя и милостивца не имею кроме вас. Прошу вашу милость, чтобы теперь же скорее, без проволочки времени, прибыли сюда, взяв с собою и лекаря, для исследования сего дела и узнания, как его убили и кто убил; взгляните и на наше положение, каково оно, и затем каков будет ваш приказ, так все здешнее дело и устроится».

Смерть Дадиана была совершенною загадкою для всех. За неделю до своей кончины он присылал к Литвинову сказать, что здоров и приедет к нему в Одиши. Подозрение хотя и падало на лечившего его католического ксендза Николо, которого он призывал к себе вопреки советам Литвинова, но оно не подтвердилось и едва ли было справедливо. Подозрение это главнейшим образом происходило от того, что ксендз Николо весьма часто ездил в Имеретию к царю Соломону, которого также не считали чуждым этого преступления.

Пораженный нечаянностью кончины, князь Цицианов готов был дать некоторую сумму денег, для отыскания ясных улик и виновных в отравлении, но при всех стараниях дело это осталось неразъясненным. Получивши сведение, что ксендз Николо уехал в Имеретию, князь Цицианов потребовал его выдачи. Николо был арестован и отправлен в город Гори, а оттуда в Ганжу, где находился тогда главнокомандующий. Последний требовал от него чистосердечного объяснения случившегося. Николо показал, что, находясь в Мингрелии, он пользовался большим расположением князя Григория Дадиана, который часто снабжал его деньгами, подарил ему лошадь, часы, деревню в 30 дворов и назначил ему ежегодную пенсию в 300 руб.

Ксендз говорил, что Дадиан посылал его несколько раз в Имеретию для переговоров с царем Соломоном, который, познакомившись с ним, потребовал к себе для лечения заболевшей царицы. Отправившись с дозволения самого князя Григория в Имеретию, он получил там письмо о болезни владетеля Мингрелии и хотя торопился подать ему помощь, но, приехавши 24 октября, нашел его уже мертвым. По наведенным справкам, он узнал, что Дадиана лечила лекарка Зева. Николо призвал ее и при собрании просил рассказать обстоятельства, предшествовавшие кончине.

– После твоего лекарства, – говорила Зева, – Дадиан был истинно здоров, так что, оправясь в теле, имел чрезвычайный аппетит. В субботу он приказал жене подать себе ужин. Изготовя курицу с маслом, княгиня Нина отослала ее мужу. Съевши половину, Дадиан сказал: как невкусна курица, но по тогдашнему его аппетиту съел всю без остатка. В полночь он почувствовал жестокую боль в желудке, спрашивал у жены, с кем она присылала. Дадиан потребовал твоих (ксендза Николо) пилюль, но вместо их были принесены другие, переполненные опиумом. После приема пилюль, в полночь, ему сделалось хуже, и он приказал позвать меня. Я сказала, что не в состоянии его вылечить, потому что, по мнению моему, он должен быть отравлен, и советовала призвать тебя. Услыхавши о том, княгиня Нина запретила, под страхом наказания, говорить об отравлении, присовокупив, что кто может отравить Дадиана?

Вслед за тем патер Николо вместе с лекаркою отправились к княгине Нине.

– Зачем вы дали Дадиану опиум? – спросил Николо.

– Я сделала это по ошибке, – отвечала Нина, – но что делать!

«Видя я сам, – писал Николо ^[267], – что уже помочь нечем, стал плакать».

– Не плачьте, – утешала его Нина, – я знаю, что скоро мой сын Леван будет Дадианом, он еще более вас одарит и будет милостивее к вам.

Таким образом, Николо обвинял во всем княгиню Нину и оправдывал себя.

– Я признаю себя виновным, – говорил Николо, – если докажут, что я был в отлучке из Мингрелии менее двадцати девяти дней.

После таких слов князю Цицианову было трудно обвинить патера Николо; точно так же не было основания, за неимением других доказательств, смотреть на княгиню Нину как на участницу в смерти мужа, хотя последующее ее поведение и дает повод к некоторым заключениям, для нее невыгодным.

Дадиан хотя и умер скоропостижно, но был в состоянии написать письмо князю Цицианову, в котором, прося за жену и детей, не высказывал, однако же, подозрения о том, что был отравлен или умирает не своею смертью.

«Кроме этого письма, я тебе уже не напишу, – писал он князю Цицианову ^[268], – и это я с трудом успел изготовить перед смертью.

Судьею моего помышления есть Бог, что, если б смерть меня не застигла, я хотел служить верно всемилостивейшему государю и твоему высокошествию; но смерть, могила и саван остановили мою службу, и я успел написать это письмо к твоему высокошествию. Помните ли, милостивый государь мой, как вы обещались быть у меня; но я уже вас не встречу: обвязанный саваном по рукам и ногам, буду лежать в могиле.

Ах, если б хоть раз я удостоился видеть вас и послужить вам, а там пусть бы совершилось что Богу угодно! Ведь ты знаешь, господин мой, в какой нужде я находился и как ты мне помог – это известно твоему величию; но теперь я сделался еще более нуждающимся и покинутым; однако же в нужде я привык к твоему содействию и в эти два последние дня своей жизни опять поспешил к тебе со словом и мольбою. Ты, твое величие и боголюбие знают, какую милость ты мне окажешь, милость эта будет состоять в том, чтобы призреть мою сироту и вдову мою.