История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданство России. Том 4 | Николай Дубровин | страница 64 | pharmateka.ru

По получении первых известий о кончине Иосифа петербургский кабинет поручил нашему посланнику в Константинополе употребить старание, чтобы выбор нового патриарха пал на человека кроткого нрава и скромных правил, словом, такого который бы заносчивостью и происками не нарушал спокойствия «в странах, империи Российской сопредельных»^[311].

Желая сохранить то влияние, которое приобрела Россия при избрании последнего патриарха Иосифа, и лишить Порту прежней самостоятельности в этом отношении, наше правительство заявило, что признает законность избрания только тогда, когда последует взаимное соглашение России с Портой. Политические же отношения наши с этою державой заставляли петербургский кабинет настаивать на избрании того лица, которое будет указано русским правительством. Поэтому, как только получено было донесение Григория, что Иосиф, умирая, указал на двух кандидатов, император поручил избрание нового патриарха особенному вниманию Кнорринга и взаимному соглашению его с нашим посланником в Константинополе. Русское правительство намерено было употребить все меры убеждения и настойчивости к довершению этого дела согласно своим видам и желаниям. Останавливаясь на двух лицах, указанных Иосифом, император разрешил Кноррингу допустить к избранию и других лиц, если они известны своею приверженностью к России и пользуются уважением армянского народа.

«Известно вам, – писал император тайному советнику Тамаре^[312], – что, при последнем утверждении армянского патриарха Иосифа в сие достоинство, российский двор принял равное с Портою Оттоманской участие и тем приобрел себе право, по настоящему положению Грузии, довольно для нас важное, сделать предмет сей и на будущее время от себя зависимым. Известно также вам должно быть, что патриарх Иосиф, будучи в Тифлисе, скончался. При кончине своей сделал он завещание, коим в преемники себе назначил находящегося в Константинополе титулярного патриарха Иоанна (Ованеса) или наместника монастыря в Эчмиадзине, архиепископа Давида. Но завещание сие при исполнении его встретило сильное противоречие со стороны мелика Эриванского, юсбашей и прочих первостатейных чиновников, домогающихся возвести на патриарший престол бывшего в заточении у Порты Оттоманской титулярного патриарха, архиепископа Даниила.

Известись о сем через нашего генерал-лейтенанта и астраханского военного губернатора Кнорринга, вместе с тем из отзыва к нему бывшего при покойном патриархе архимандрита Григория узнали мы, что назначенный противоборствующею стороной архиепископ Даниил не имеет той приверженности к престолу российскому, какая предполагается в избранных патриархом (Иосифом) лицах, что архиепископ сей имеет пребывание свое в турецком городе Тохате, что, впрочем, сторона, соединившаяся в пользу архиепископа Давида, одного из лиц патриаршего избрания, доселе остается еще сильнейшею и что, наконец, довел он, архимандрит Григорий, все сии обстоятельства до сведения хана Эриванского, давно уже ищущего покровительства России, – я счел нужным дать вам знать о всех сих подробностях, дабы, соображаясь с оными и применяясь к сведениям, какие вы по сему предмету иметь можете, нашли вы удобнейше наклонить диван, чтобы, устранив от назначения архиепископа Даниила, согласился с нами на утверждение одного из лиц, покойным патриархом избранных, дав из них предпочтение тому, кто найдется приверженнейшим к России, по сведениям вашим и генерал-лейтенанта Кнорринга, коему мы со своей стороны поручили действовать и с которым не оставьте вы снестись, будучи уверены, что, приняв дело сие в ваше особенное уважение, употребите вы все зависящие от вас меры к совершению его сообразно нашей воле, пребываем вам благосклонны».

Передав высочайшее повеление рейс-эфенди, Тамара при свидании с ним указал на двух лиц, рекомендованных покойным Иосифом, присовокупив при этом, что император признает, однако же, справедливым предоставить выбор эчмиадзинскому «капитулу»^[313]. Рейс-эфенди отвечал, что он готов сделать угодное русскому императору; но скоро Тамара узнал, что в тайном собрании константинопольских банкиров решено было, не приступая к выбору нового патриарха, утвердить прежний выбор Даниила. Тамара заявил о том рейс-эфенди и тем поставил его в крайне затруднительное положение. Константинопольские армяне обещали ему пятьдесят мешков денег, если примет сторону Даниила и настоит на его избрании.

«Челеби Мустафа, – писал Тамара, – в прежнем звании своем тефтердаря новых доходов, им же изобретаемых, мог легко закрывать наклонность к любостяжанию, но в звании рейс-эфенди нет ничего нового, доходы известны, как наименование чина – и порок его обнаружился».

Получив подробные известия обо всем происшедшем в Эчмиадзине, рейс-эфенди обрадовался этому и стал уверять Тамару, что насильственный поступок Давида возбудил негодование армян, тем более сильное, что он вместе с эриванским ханом старался оклеветать Даниила, два раза избранного армянами главой их церкви.

– Даниил известен Порте с хорошей стороны, – говорил рейс-эфенди, – и поведением своим в достоинстве здешнего патриарха столь привязал к себе нацию армянскую, что армяне отказываются приступить к новому выбору патриарха, считая уже Даниила своим пастырем по прежнему выбору. Порте пришлось бы употребить насилие для принуждения подданных своих оставить Даниила и утвердить Давида, сделавшегося ненавистным своими насильственными поступками. Сверх того, Порта имеет многие побудительные причины поступать ласково с подданными ей армянами, желала бы поощрить известные ей достоинства Даниила и не понимает, почему возведение его в патриархи могло бы повредить спокойствию границ России, ограждаемому могуществом империи.

– Рассуждения ваши о спокойствии границ российских, – отвечал Тамара, – простительны, как министру посторонней, хотя и дружественной державы, и вы вольны черпать ваши соображения из каких угодно источников, хотя бы и от константинопольских армян. Но мне нельзя принимать поучения, противные наставлениям моего правительства. Сверх того, мне кажется, что обоим нам надлежало бы верить друг другу в чистосердечии по делам взаимным. Держась твердо такого правила, я никогда не отвергал мнений министерства Порты о внутренних и внешних беспокойствах империи, хотя они иногда вовсе не согласовались с мнением моего двора.

При случаях, которые казались нам важными, мы представляли помощь нашу и совет по мере надобности, отнюдь не соблазняясь противными заключениями Порты. Мы почитаем, например, пагубными для империи неповиновение пашей, их междоусобие, и в России вражда одной деревни с другою показалась бы нам делом важным. Я прошу вас, наблюдая в сношениях со мною справедливость, простить двору моему попечение о пограничном спокойствии, кажущееся мнительностью, как у нас прощают спокойствие Порты, представляющееся нам беспечностью.

Я предлагаю презреть нарекание дюжины банкиров армянских, подобно тому, как презрено оно было при избрании Иосифа, и уважить резоны, которые опровергли тогда выбор Даниила. Я прошу не показывать, что Порта раскаивается в уступке высочайшему двору, как в некотором преступлении. Известие о поведении эриванского хана должно принимать с маловерием и судить о нем с справедливою осторожностью, как о местном владетеле, который удаляет от столь важного в земле его звания своего врага и прочит друга. На волю Порты Оттоманской я предоставляю судить о том впечатлении, которое производит на меня рейс-эфенди, потворствующий прихотям цареградских банкиров благовидными поучениями о спокойствии границ российских.