История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 202

Караул Кабардинского полка в Екатеринограде представился ему в «изрядном» виде, но выправки поодиночке было мало, «коей, – заметил Дибич ^[1010], – и требовать мудрено, ибо люди беспрестанно или в карауле, или конвое». Во всех чинах этого полка начальник Главного штаба заметил здоровый вид и отличное усердие; обмундирование найдено изрядным, но амуниция пригнана «весьма посредственно». Находившиеся на пути от Екатеринограда до Коби посты, занимаемые частями полков Кабардинского и Владикавказского гарнизонного, оказались весьма удовлетворительными, и нижние чины имели «изрядную выправку и обмундирование». В Анануре и Душете находились две роты Тифлисского полка, в которых Дибич нашел «изрядную выправку и обмундирование».

С приближением начальника Главного штаба к столице Грузии Ермолов послал ему навстречу своего адъютанта Талызина, со следующим письмом, от 19 февраля: «В коротких словах дам себя выразуметь вашему высокопревосходительству: рад душевно, что вы едете сюда, и знаю, сколь облегчены будут мои действия».

20 февраля Дибич приехал в Тифлис и отправился прямо на квартиру Ермолова. Встреча их была самая дружеская, с уверением со стороны Алексея Петровича в совершенной своей откровенности и с требованием таковой же и от начальника Главного штаба. После нескольких объяснений Дибич объявил Ермолову, что император, судя по прежним действиям, сомневается, чтобы на будущее время военные действия были быстры и решительны, как того желает он и требует достоинство России.

По словам Дибича, Ермолов отвечал, «что он признает себя ныне виновным, что после Елисаветпольского сражения не решился идти к Тавризу, но причиною тому было: малые потери персиян, опасение, что шах подкрепит на Араксе Аббас-Мирзу и тогда переход через эту реку, не усмирив прежде Ширван, Шеку и джарцев, был бы опасен.

Алексей Петрович уверял, что к первым числам апреля будет иметь продовольствия на два месяца и достаточные средства для его подвоза, и ручается головою, что прежде наступления знойного времени займет ханства Эриванское и Нахичеванское до р. Аракса. Дибич говорил, что опыты предыдущих кампаний убеждают, что не персидское оружие нам страшно, но голод, который мы можем испытать при наступательных действиях, и потому важно занять немедленно Эриванское ханство, чтобы не дозволить персиянам уничтожить и те незначительные средства продовольствия, которые мы можем найти в армянских селениях. Признавая мысль эту справедливою, Ермолов просил, однако ж, решение этого вопроса отложить до более подробного обсуждения плана и представления им тех средств, которые он имеет и надеется иметь в будущем.

На вопрос об отношениях с Паскевичем Ермолов старался уклониться от ответа, но по настоянию Дибича принужден был высказаться. Алексей Петрович говорил, что Паскевич находится под влиянием других и чрезвычайно неровен с ним в сношениях; что он приехал, чтобы заступить место главного начальника в крае, но он, Ермолов, «привыкнув исполнять высочайшую волю, не мог решиться при приезде Паскевича сказаться больным, как бы, может быть, сделали на его месте другие»; что после того Паскевич стал требовать, чтобы ему были сообщаемы все бумаги и приказы, но Ермолов, руководствуясь словами рескрипта, в котором было сказано, что Паскевич будет доносить императору то, что сообщит ему главнокомандующий, «не почел себя в обязанности давать ему отчет в бумагах по управительной части». Отдавая справедливость способностям и добрым намерениям Паскевича, Ермолов был убежден, что, заподозрив чистосердечие в его поступках, Паскевич никогда не может быть с ним в хороших отношениях.

«Государь император, – говорил Дибич, – зная Паскевича более, нежели он мне известен, изволил поручить мне ручаться за него, что при деликатном обхождении он будет вернейшим помощником».

Ермолов повторил, что рад приезду его, надеется, что он разграничит их отношения, и уверен, что устроит так, что будет безобидно для звания его.

Отправившись на свою квартиру, Дибич был встречен почетным караулом «в отличном порядке» и всеми начальствующими лицами. «После первых приветствий с собранными офицерами, – доносил Дибич ^[1011], – в коих я нашел, сколько по виду судить можно, лица довольные и совершенное приличие, отпустив их и потом прочих собравшихся, остался наедине с генералом Паскевичем».

– Действительно ли все то правда, – спрашивал Дибич, – что вы писали про Ермолова в рапорте государю?

– Вы мне сами говорили о Ермолове, – отвечал обиженный Паскевич, – гораздо более, нежели я теперь писал о нем. Если государю угодно, я останусь служить здесь под командою всякого старшего меня генерала беспрекословно, но с Ермоловым оставаться не могу, – мне быть вместе с ним нельзя ^[1012].

Паскевич уверял Дибича, что не более как через неделю он убедится в фальшивости Ермолова и в неспособности, которую он показал как при военных действиях, так и при управлении войсками и краем. Вообще Паскевич был недоволен первым приемом начальника Главного штаба. «Барон Дибич, – рассказывал он впоследствии, – явился в Тифлис в виде посредника между нами. Такова была по крайней мере явная цель его приезда; тайная же его цель, цель собственная, казалось, была другая. Будучи начальником главного штаба и потому распоряжаясь именем государя, он во все входил в Тифлисе и потом сделал донесение о наших отношениях с генералом Ермоловым и о положении дел в крае в таком виде, что император поставлен был в затруднение знать истину и разгадать, что Дибич хочет сказать. Казалось, он давал разуметь, что он один только может вести успешно дела за Кавказом, и что без него они не пойдут» ^[1013].

Другими словами, Паскевич намекал, что Дибич хотел сам заступить место Ермолова и вести победоносную войну с персиянами. Так это или нет, но, прежде чем получить желаемое назначение, барон Иван Иванович старался исполнить поручение государя и разузнать, что делается в крае.

В Тифлисе он осмотрел батальон Херсонского гренадерского полка, батальон 7-го карабинерного, две роты 41-го, две роты 44-го егерских и роту 8-го пионерного батальона. Он нашел вид людей хорошим, а в особенности унтер-офицеров Херсонского полка. «Штаб– и обер-офицеры, – доносил Дибич ^[1014], – вообще своим приличным наружным видом и тем, что у развода заметить можно, превзошли мое ожидание». Одежда была найдена новая и чистая, но сшитая без щегольства; амуниция прочная, но дурно пригнанная. Все это, конечно, было далеко от характеристики, сделанной войскам Паскевичем, уверявшим, что каковы были войска в его отряде, таковы и во всем корпусе. Между тем Дибич объяснил плохое состояние фронтовой выправки в действующем отряде более беспристрастно, как следовало бы сделать это и Паскевичу.