История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 91

– Ахунды и сеиды, – отвечал Безюрг, – для того только учатся и приобретают познания, чтобы они были в состоянии о чем-нибудь говорить народу, иначе публика будет ими недовольна и изъявит свое негодование ^[424].

Таким образом, по мнению наставника Аббас-Мирзы, возбуждение персиян против русских было делом весьма законным. Духовенство продолжало свою деятельность в этом направлении, и в народе с каждым днем нерасположение к русским усиливалось настолько, что посылка курьеров в Тегеран становилась затруднительною. Когда, в октябре 1818 г., генерал-лейтенант Вельяминов отправил губернского секретаря Алиханова в Тегеран, с письмом Ермолова к шаху, то посланный встретил большое затруднение на пути. Персияне не давали ему лошадей, а если и давали, то за очень большие деньги, требуя их с бранью и насилием. Приставленный к Алиханову мехмендарь ^[425] не стесняясь бранил русское правительство и порицал религию. Алиханов дал ему пощечину, а мехмендарь ударил его палкою по голове. В Эривани и Тавризе Алиханов жаловался хану и Аббас-Мирзе на те затруднения, которые он встречает в пути, но те не сделали никакого распоряжения, а, напротив того, Аббас-Мирза приказал отвести ему квартиру «мало чем лучше конюшни».

– Мне известно, – говорил с некоторым удовольствием Аббас-Мирза при свидании с Алихановым, – что русские разбиты чеченцами и потеряли 600 человек.

Алиханов представил всю нелепость подобного известия, и персидский принц принял вид, что верит словам русского посланного.

– Видно, – сказал он, – меня обманули ложным донесением.

На пути из Тавриза в Тегеран Алиханов встретил точно такие же затруднения; в столице шаха была отведена квартира негодная и вонючая; продовольствоваться он принужден был на свои деньги, так как от персидского правительства ему отпускалось 2 чурека (лепешки), 2 луковицы, 2 фунта изюма, 2 фунта плохого мяса и ½ фунта сыру.

Шах хотя и принял Алиханова благосклонно, но не мог также удержаться от удовольствия сообщить русскому посланному о победе чеченцев и о том, что будто бы Дагестан отложился от повиновения России. Алиханов старался убедить повелителя Персии в ложности слухов ^[426].

– Положим, что твоя правда, – заметил шах, – но в том я уверен, что чеченцы за веру свою будут стоять твердо и никогда русским не сдадутся.

Слова эти были высказаны с особенным удовольствием, и видно было, что известие о какой-либо неудаче России, хотя бы и ложное, было приятно тегеранскому двору. Стараясь на каждом шагу повредить России и не надеясь на свои силы, персидское правительство, или, лучше сказать, Аббас-Мирза, которому поручены были шахом все пограничные дела, не упускал ни одного случая для приобретения союзников среди населения областей, уступленных России по последнему трактату.

Между татарами Казахской, Борчалинской и Шамшадильской провинций был распущен слух, что по вновь утвержденному положению будет взиматься с них подать: с 10 человек поселян по одному рекруту; с пяти овец – одна; с десяти рублей – один рубль; с десяти коров или быков – по одному и проч. ^[427] Татары волновались и намерены были бежать за границу. Сделав распоряжение о недопущении их к побегу, Ермолов просил население оставаться покойным и не верить всякому слуху.

«Узнал я, – писал он в воззвании жителям ^[428], – что неблагонамеренные люди желают нарушить спокойствие ваше несправедливым истолкованием правил, данных мною на управление вами. Уверяют вас, что подати умножены будут. Не верьте сему, ибо великий государь желает счастья и богатства его народа, а не нищеты его. Говорят вам, что с вас будут брать солдат. Это есть ложь гнусная, и я вас именем великого государя нашего, как начальник, волею его над вами поставленный, уверяю, что он намерения сего не имеет и мне не дана власть сия. Вам не трудно поверить, что государь не имеет нужды делать вас солдатами; взгляните только на войска, занимающие обширные области Грузии, многие ханства, Дагестан и прочие земли, – увидите русских солдат и не увидите между ними иноплеменных. Без вас много войск у могущественного императора нашего. Если нужно, столько придет их, что вы и счесть их не без труда можете. Живите спокойно и счастливо и не верьте разглашениям коварных и злонамеренных людей. Скоро буду я между вами, и вы на самом деле увидите, что правду говорю я вам».

Татары успокоились, но персияне не остановились перед такого рода неудачей.

Из добровольного признания Мустафа-хана Ширванского было известно, что он получил семь писем от Аббас-Мирзы, которыми тот старался склонить хана на свою сторону. Перехваченные письма Ших-Али, бывшего хана Дербентского, и царевича Александра указывали на непрерывное сношение с ними персидского принца. Точно такие же сношения происходили и с карабагским ханом. Посланный от Аббас-Мирзы пробрался в Карабаг и привез хану письма, наполненные лестными выражениями относительно преданности Мехти-Кули-хана к персидскому правительству и заслуг покойного Ибраим-хана. Абуль-Фетх, родной брат карабагского хана, бежавший в Персию, писал ему, что он пользуется особым расположением шаха и его сына, Аббас-Мирзы. Первая супруга шаха, родная сестра Мехти-Кули-хана, прислала свою статс-даму с большими подарками брату. Хотя хан принимал всех посланных с большими знаками внимания, но главнокомандующий не придавал этому особого значения и считал измену пока несвоевременною.

Весьма сомнительно, говорил Ермолов, чтобы хан, не имея никаких неудовольствий от русского правительства, хотел променять свое состояние на ежедневную прогулку босыми ногами по каменному помосту дворца его высочества (Аббас-Мирзы). В этом доселе не полагал он большего счастия.

Тем не менее Алексей Петрович приказал строго следить за поведением владетеля Карабага. Наблюдения показали, что отступление Пестеля оказало некоторое влияние на Мехти-Кули-хана; он стал колебаться, не вносил 8000 червонцев дани, не выставил 54 человек карабагцев, назначенных в помощь казакам для содержания постов, и на требование князя Мадатова прибыть к нему для объяснения хан отказался приехать. По получении этих сведений Ермолов приказал еще более усилить надзор и в случае какого-либо явно неприязненного поступка хана решился удалить его из Карабага. «Сего хана, – писал главнокомандующий ^[429], – буде внешние обстоятельства благоприятствовать будут, отправлю я со всею роднею в Россию». Но Мехти-Кули-хан не выказал никакого резкого поступка и лишь втайне переписывался с Мустафа-ханом Ширванским, склоняя его на свою сторону. Ответ Мустафы не был известен, но князь Мадатов надеялся узнать содержание его при личном объезде и обозрении ханств Шекинского и Ширванского.