Железный доктор - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Эльснер cтр.№ 55

Этот мучительный процесс во мне начался с того времени, как пред собой я увидел второго Кандинского. Призрак этот, мое второе «я», нанес страшный удар моим самомнению и гордости; я почувствовал полную невозможность идти по трупам и продолжать осуществлять собой идеал железного доктора. Факт появления призрака слишком ясно доказывал, что действовать по начертанию холодного ума я не в состоянии; железный доктор — дитя воображения, а я, Кандинский — несчастный, жалкий убийца, заблудившийся в лабиринте своих идей и, может быть, давно уже душевно заболевший. Слова Гаратова: «Вы ненормальны» терзали и преследовали меня неустанно, подрезая мою гордость всякий раз, как только я вступал в круг своих прежних страшных идей. Голова опускалась на грудь, ум как бы заволакивался туманом и в душе воцарялось бессильное озлобление и мучительная жалость к себе самому. Мне казалось, что кто-то — страшный, гордый, озлобленный и черный, как тень — уступая требованию моей совести, вышел из меня с проклятием и стал против меня: тень страшного доктора восстала против меня, человека. Мой двойник стал появляться часто и внезапно и вид он имел холодный, злой, заносчивый и дерзкий; когда я созерцал себя самого перед собой, меня всегда охватывал леденящий ужас, силой воли и анализа я старался рассеять галлюцинацию.

Шагая теперь по длинной аллее и находясь под впечатлением слов Тамары, что моя воля разбита и что я уже не тот, желая разобраться в себе самом, я невольно думал, со страхом вглядываясь в темноту и радуясь, что вот не вижу его, своего двойника, и в то же время испытывая страх при мысли, что вот сейчас могу увидеть его.

«Ты — мой кошмар, обман моего зрения, и ты не думай, что я так глуп, чтобы поверить в твою реальность; мой ум и теперь ясен, как прежде, и я припоминаю — ты давно вошел в меня, лукавый железный человек, и терзал меня страшно: когда я размышлял, ты, находясь во мне, с отвратительным смехом повторял мои гордые слова. Я давно уже привык думать, что мое „я“ — два „я“. Ведь я всегда мог объяснить это явление: во мне всегда было нечто такое, что противоречило мне самому и противоречило тебе, да, тебе, теперь я это вижу: я — человек, как и другие, противился тебе — духу гордости и зла. Так началась галлюцинация, я прекрасно все понимаю, и как это произошло — психологически понятно. Я всматривался в глубину себя самого с ужасом, то есть в мое второе „я“, против которого втайне протестовала моя сущность, мое действительное „я“, и протест этот был так велик, что я не в силах был вынести себя самого или, иначе, тебя, проклятый двойник; но ты обитал во мне, гордый, гордый как демон, увлекал меня и тогда-то я заболел. Моя человечность не выдержала и те два, которые боролись во мне, разделились, и я увидел себя, то есть, я лгу — тебя, увидел моего демона. Вот ты и теперь предо мной».

Я остановился, внезапно задрожав как лист, так как мне показалось, что в пустом, наполненном лунным сиянием пространстве, куда я вглядывался с опасением увидеть своего страшного спутника, заколебалось что-то темное и большое. Листья чуть слышно зашелестели и вдруг я увидел человека с черным лицом, светящимся в луч ах луны. Я продолжал вглядываться, недвижимо стоя на месте, чувствуя лишь холодный ужас, а он стоял против меня с гордо поднятой головой, с тонкой, жестоко-насмешливой улыбкой, с печатью необыкновенного холода в лице, так что мне казалось, что этот холод веет на меня вместе со звуками шелеста листьев.

«Опять ты здесь, двойник проклятый!» — подумал я, и губы мои задвигались, и отчаяние и какая-то ненависть к своему второму «я» охватили мою душу. Мне хотелось закричать громко, на весь мир, что он призрак, что я отказываюсь навсегда от воспроизведенного моим грешным умом образа, проклинаю, изгоняю его, что я хочу быть только человеком, как Петр и Иван, но мои губы только болезненно задвигались и из них вырвался тяжелый стон.

Двойник смотрел прямо в мои глаза и лицо его, в рамке черных волос и бороды, казалось страшным в своем бесстрашии и равнодушии к добру и злу. Вдруг он задвигался, как облако, и стал отдаляться от меня в глубину аллеи.

— Стой! куда ты влечешь меня? Ты моя смерть. Я не иду за тобой.

Мне казалось, что я остановился после того, как сделал страшное усилие над собой, чтобы не следовать за своим двойником, но минуту спустя, к моему ужасу и удивлению, я почувствовал, что ошибся: ноги мои, наперекор моей воле, медленно двигались. Открытие это отняло от меня последние остатки воли и вдруг я зашагал быстро-быстро, так как мой двойник уже не медленно шел, а несся, как столб вихря, уносимого бурей.

В течение всего этого странного шествия я испытывал такое чувство, точно находился во власти какой-то страшной, несущей меня стихии, бессильный сопротивляться ей, и вот это нечто сверхъестественное несет меня, и мое крошечное «я» уносится в пространство, как атом, как пыль, и я сознавал в это время, что таких атомов миллионы миллионов, и почему-то это сознание мне было сладостно-приятно.

Призрак проносился все далее, по аллее, потом между стеной скал с одной стороны и берегом озера — с другой. Я следовал за ним, повинуясь неудержимому влечению.

«Ах, это место мне знакомо», — подумал я, вглядываясь в знакомые мне скалы и траурно склонившие свои ветви над голубой водой озера кипарисы. Впереди передо мной возвышалась маленькая скала, на которой так часто сиживала Нина, а на противоположном берегу было другое знакомое мне место.

«Там в первый раз явился мне ты, проклятый двойник — ты, ты, ты приказал мне убить ее».

— Кто «ты»? — переспросил я самого себя, чувствуя, что мои мысли страшно спутываются. «Ты — я, я — ты, второе „я“ — враг мой, и он — я. Я болен и это „я“ — кошмар и его нет. Вот нет, нет…».

Я стоял, оглядываясь вокруг и радуясь тому, что наконец он исчез. «Ты — болезнь, кошмар мой, тебя нет, но ты был всегда во мне и терзал меня, гордый, гордый, и нашептывал мне нечеловеческие гордые мысли, и я убивал, убивал, убивал. Несчастный! Какой я несчастный, безгранично жалкий человек, и нет более несчастного меня на свете, — никого, никого нет! Кровь убитых мной разлилась в моей душе кровавой пеленой и в глазах моих ужасные круги, и всякий, кто меня видит, думает: вот страшное существо, из его глаз смотрит ужас и мрак. Спрятаться мне — некуда: везде миллионы глаз. Несчастный, несчастный доктор Кандинский! Смотри, вот здесь, здесь ты убивал ее… гордый мыслью твоей, ты убивал ее с жестокостью палача. Смотри, ее тело вот там…»

Я сидел на выступе камня, на котором когда-то сиживала Нина с мандолиной в руке, проникаясь воспоминаниями о несчастной моей жертве. Ужас к себе смешивался с жалостью к ней и мне казалось, что я слышу звяканье струн в воздухе. «О, я болен… это галлюцинация слуха…»

— Дзинь-дзинь!

«Ужасное воображение», — подумал я, охваченный трепетом, поднялся с камня и стал озираться.

Маленькое озеро, сдавленное скалами, было неподвижно и прозрачно. В голубой воде его отражались небо и звезды и все это двигалось там и искрилось. Ночь сияла; небо сверкало звездами, точно миллионами глаз, с которых лились трепещущие голубые лучи.

Я всматривался и мне казалось, что все это одухотворено и природа — огромное таинственное божество, окутанное голубым покровом. «Что же я в ней понимаю? Ничего».