Утро без рассвета. Камчатка. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 77

Есть и еще одна версия. О естественном характере смерти Евдокимова. Самая приятная версия для любого следователя, но только не для меня, да еще в этом случае, когда все, ну буквально все убеждает, что я — на пути к убийце… И дело совсем не в том, что в случае фиаско на этом пути я всю жизнь не буду верить ни другим, ни даже самому себе, что сделано все для раскрытия убийст ва. Я не имею права ошибаться. Я не имею права на поражение. Уже выявлены метастазы. Значит, и опухоль не может оказаться доброкачественной. Но ее нельзя искать вслепую. Значит, я не только хирург, а и терапевт, и невропатолог и… да просто следователь я. Значит, в одном лице — все. А это так ответственно! Ведь терапия и хирургия судеб предстоит. Чужих судеб и имен…

— Ну, признавайтесь, какому армянскому великомученику молились? — смеялся начальник лагеря, ввалившись в дверь. — Вам повезло вдвойне: и пурги уже нет, и архив Васильева опечатан. Вот вам список этапированных на Камчатку. А вот выписки из их дел. И из дела Евдокимова. Можете оставить себе эти копии, я их заверил нашей печатью.

— Благодарю, Виктор Федорович! Это вам спасибо. То, что я долго не мог добиться от Васильева, как начальник, вы сделали одним допросом. Заставили его отдать свое досье. Знаете, у него оказались дубликаты документов из дел не менее десятка зэков — «сук», тех, кто попал в лагерь еще до войны и только недавно освободился. Ведь именно эти дела лежали в отдельной пристройке и сгорели при пожаре.

— Но почему Васильев держал документы у себя, а не отдал их вам? — удивился Яровой.

— В том-то и дело, что все наши запросы в органы милиции и прокуратуры, в суды и спецотделы в отношении этих заключенных никаких результатов не дали. Приходили стереотипные ответы. «Поскольку указанные Вами лица были осуждены на территории, временно оккупированной впоследствии врагом, никаких интересующих вас документов и архивных сведений не сохранилось!» То же произошло и в отношении Евдокимова. Вы же знаете, что он был осужден в Минске, а этот город немцы разрушили до основания. Не все удалось вывезти. Часть их пришлось уничтожить… Евдокимов, когда началась война, подал заявление об отправке на фронт — уверял, что искупит свою вину кровью… Заявление это тоже оказалось у Васильева. Но у Евдокимова не было никаких шансов, ведь он был осужден еще и за вредительство. Так было расценено то, что убийст ва он совершал в белом халате «скорой помощи». А с такой статьей на фронт не брали. Однако начальник лагеря, а им тогда был Бондарев, обязан был такие заявления вместе с дубликатами основных документов из их дел отправлять в Магадан. Там решали — отправлять зэка на фронт или нет. Вот поэтому Бондарев поручил Васильеву подготовить к отправке в Магадан эти документы. Но отослать их не успели. Ночью загорелся барак, где была спецчасть. А в ней, как назло, остались на ночь дела желавших пой ти на фронт. Пожар удалось погасить, но дела эти сгорели. Бондареву из Магадана сделали накачку и приказали собираться на передовую, раз не умеет в тылу работать. Собрал Бондарев тех зэков, чьи дела сгорели, сказал: мол, время военное, и следствие будет коротким. Что для него, Бондарева, совершенно ясно — подожгли спецчасть те, кто заинтересован чистенькими на фронт уй ти, кто знает, что их дела невозможно восстановить, поскольку архивы остались на захваченной немцами территории. А поскольку на всю катушку был только Евдокимов осужден, то он, дескать, и организатор поджога, как наиболее заинтересованный в очищении. Что все десять зэков — поджигатели, раз их дела сгорели. И что их нужно отдать под суд. Но вы, Аркадий Федорович, знали Бондарева. Для него не было полутонов. Либо — черное, либо — белое. Короче, сказал им Бондарев, что он их под суд не отдаст только потому, что, мол, эта история помогла ему самому на фронт попасть, куда он давно просился. Но это не означает, что они останутся безнаказанными. Сказал Бондарев, что он им фронт здесь, в лагере, устроит. Фронт борьбы с преступниками. И устроил. Отобрал у всех десяти расписки в том, что они свою вину искупят особыми заслугами в помощи администрации лагеря по борьбе с преступностью. Приравнял, так сказать, лагерь к фронту.

— Но это же шантаж! Как они согласились? Ведь их вина в поджоге не была доказана. Значит, они считались невиновными! — возмутился Яровой.

— Да, это так… Но Бондарев запугал их условиями военного времени. Тогда их, если бы признали виновными, могли расстрелять. Так они стали теми, кого зэки называют «суками». Больше всех старался Евдокимов, как «организатор», по определению Бондарева.

— Но ведь Бондарев ушел на фронт! Неужели заменивший его начальник не разобрался во всем?

— Вновь прибывший начальник ничего не знал об этом. Бондарев сказал этим заключенным, что он не знает, кто его заменит. И что в их же интересах помалкивать. Приказал выполнять указания своего ученика и заместителя, Васильева. До его, Бондарева, возвращения с фронта. Гарантировал всем десяти, в том числе и Евдокимову, тай ну их соглашения и безопасность, как в лагере, так и на свободе, после отбытия наказания. А Васильеву приказал хранить у себя материалы их дел и расписки. Заявления в Магадан не высылать. Когда окончилась война, Бондарев вернулся начальником в этот же лагерь. И потребовал от Евдокимова еще большего усердия. Когда зэков все чаще стали бросать в шизо и начались вызванные этим беспорядки, Бондарева перевели в другой лагерь. А досье на «сук» остались у Васильева. Он то ли сам хотел со временем занять место начальника, то ли привычка службиста хранить документы на всякий случай сказалась. Короче, материалы на Евдокимова он не уничтожил. Вот так возникли в нашем лагере «суки», чьи доносы Бондарев и Васильев выдавали за проявление перевоспитания наиболее сознательных зэков.

— Несчастные люди, — опустил голову Яровой.

— Я уже сообщил об укрытии документов в Магадан и начал служебное расследование. Все, что я сейчас рассказал, изложено вот в этом объяснении Васильева, — протянул начальник лагеря Яровому несколько исписанных бисерным почерком листов бумаги.

— Спасибо, Виктор Федорович, не надо. Если мне понадобится, вы мне вышлите соответствующую короткую справку, — отстранил Яровой руку начальника лагеря.

— Хорошо. Давай-ка на «ты» перейдем, по такому случаю, — достал начальник лагеря из глубины сей фа бутылку коньяку. — Я ведь не свидетель, со мной можно. Да и работа твоя у нас окончена, — улыбнулся он, вскрывая консервную банку с крабами.

Ужин прошел в молчании.

— Ну, так как, Аркадий, скажешь мне свое мнение о лагере и вообще о нашей работе? — Виктор Федорович стал набивать табаком трубку.

— Если откровенно, то порядки в твоем лагере, Виктор, немногим отличаются от бондаревских.

— Немногим? — не смог скрыть изумления и обиды Виктор Федорович.

— Да. О стиле работы Бондарева и Васильева мы говорить не будем. И тебе, и мне все ясно. А вот у тебя, мне кажется, другая крайность. Но это — внешне. А по сути — другая сторона бондаревской медали.

— Объясни, — помрачнел начальник лагеря.

— Видишь ли, мне самому многое не ясно. Так что все, что я скажу, можешь считать моими раздумьями вслух, моим субъективным мнением, не более. Только давай говорить языком логики, согласен?