Помоги другим умереть - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 27

– Ах, вот оно что! – промурлыкала Аделаида, касаясь лба худыми пальцами, унизанными перстнями. – А я-то голову ломаю, где вас видела! Конечно, в манеже! Так это вас господин Грушин послал спасать Сережу Климова? Я-то полагала, он выберет кого-нибудь… – Она тактично промолчала, только пощелкала пальцами. – Впрочем, вы справились очень неплохо. И даже до меня добрались. Через Климовых, разумеется? У меня, признаться, мелькнуло такое подозрение, когда я заметила, какие алчные взоры вы бросаете на снимки того спектакля, но в тот момент я была слишком разозлена всеми этими ризантеллами и криптантемисами.

Женя обескураженно пожала плечами.

«В манеже? Она видела меня в манеже?! Но как она туда попала, с коляской-то?»

– Ну что же, – вздохнула Аделаида, откидывая плед и открывая прелестные ноги, обтянутые черными чулками. – Поскольку мы друг друга расшифровали, больше притворяться нет смысла. Значит, вы хотите поговорить о старых фотографиях? Тогда вперед!

С этими словами она грациозно вскочила с кресла и легко направилась к стенке. Двенадцатисантиметровые каблуки делали ее походку просто неотразимой.

«Хочу быть роковой брюнеткой и чтоб мне было сорок пять!» – с завистью подумала Женя, и только тут до нее дошло, что, собственно, происходит… ходит…

Ох, Аделаида… Правильно предупреждали Климовы: артистка! Ну и артистка же!

 

– Это было пятнадцать лет назад, в восемьдесят третьем. Вы то время хоть немножко помните?

– А как же, – солидно отозвалась Женя. – Мне было двенадцать. Пионерский лагерь, «Зарница»…

– А БАМ? Про БАМ что-нибудь слышали?

На сей раз в голосе Жени не было особой уверенности:

– «Слышишь, время гудит: БАМ-м-м»? Это железная дорога, если не ошибаюсь? А при чем тут она? Вы ее строили, что ли?

– Нет, но после БАМа они и начались, эти кошмары. Впрочем, все по порядку.

Я тогда руководила студенческим драмкружком в Хабаровском пединституте. Почему-то вся труппа у меня подобралась с инфака. Я приехала из Москвы, Хабаровск казался мне ужасающей деревней, а с этими ребятками хоть как-то можно было общаться. В те времена английский все подряд, как сейчас, не учили, только избранные умники. Это был самый престижный факультет в городе, с огромным конкурсом. Ребята привыкали смотреть на себя как на элиту нации, тем паче что происходили не из самых простых семей: спецкоров центральных газет, вузовских преподавателей, работников крайкома партии. Дети были выхоленные, более или менее приодетые, а чтение английской литературы в подлиннике сделало их настоящими эстетами. Я была такой же эстеткой, только похлеще. Мы с ними вполне спелись, несмотря на десять лет разницы. И для постановок своих старались выбирать нечто этакое, не для «общепита»: к примеру, инсценировали отрывок из «Мартовских ид» Торнтона Уайлдера, а то варили какую-нибудь кашу из Борхеса. Я сама прикладывала к этому руку и однажды прониклась к себе таким уважением, что подумала: а почему бы собственную пьесу не написать? Да неужели я… Шапками закидаем! И все такое. Я надеялась изваять нечто столь величественное, что и в столице прогремело бы. Даже, сознаюсь, мысленно актеров для своей пьесы подбирала: Хозяйка салуна – Маргарита Терехова, Жокей – Высоцкий, Ковбой – Никитка Михалков. Однако на деле пришлось довольствоваться иным составом.

Аделаида сняла со стены уже знакомую Жене фотографию:

– Вот они мы. Все еще живы, как поется в песне, все пока еще живы. В то время, я имею в виду. Теперь-то иных уж нет, а те далече. Итак, пьеса. Пьесу я написала до того утонченную, что можно было лишь диву даться, как зрители со скуки не мерли. Наверное, антураж спасал. В те времена, если помните, люди на западные фильмы ходили не ради чистого искусства, а чтобы на ту жизнь посмотреть. На мебель. На тряпки. Вот и к нам ходили, похоже, ради незамысловатых декораций и удачно подобранных костюмов. А девчонки – еще и ради Сашки Неборсина. Потому что действия никакого на сцене не происходило.

В некоем абстрактном салуне встретились покидать дарты (пятьдесят процентов успеха! Тогда о них никто и слыхом не слыхивал, тем более в забытой богом Хабаре!) несколько человек. А хозяйка заведения – ее играла я собственной персоной – недавно спаслась чудом от смерти и в честь такого события поставила в своем салуне скелет, а на груди у него укрепила метательный круг. И тут выясняется, что всем собравшимся тоже удавалось обмануть смерть. Каждый рассказывал свою историю, потом вставал, брал одну стрелочку и, восклицая: «Ты проиграла, Смерть!» – бросал ее в грудь скелета. Все попадали в десятку – натренировались! Строго говоря, самыми выигрышными моментами спектакля были раздававшиеся при этом истошные вопли и молнии, которые периодически сверкали. Скелет дергался, шевелил руками и ногами, тряс головой и жутко выл. Трепетала, словом, Смерть от человеческой смелости и лихости. А когда Кирилл Корнюшин бросал последний дарт, слышался совсем уж жалобный вой, и смертушка-скелетушка рассыпалась на составные части. В этом и состоял жизнеутверждающий пафос нашей сценической белиберды. Из-за него-то, из-за этого пафоса, курирующие органы разрешили нам даже гастролировать со спектаклем: сперва в институтах и техникумах города, а потом и по краю.

Господи, лучше бы его сразу запретили, а меня с работы выгнали! – тоскливо прошептала Аделаида, ежась, как старушка, но тотчас встряхнулась: – Ладно, все слезы оставим на потом. А пока – немножко про ребят, про моих героев и героинь.

С Серегой Климовым вы уже знакомы. Свою роль он сам себе придумал. Помешан был на скачках и детективах Дика Фрэнсиса. Его персонаж отчасти списан с «Фаворита»: жокей падает в разгар скачек, кони бьют его копытами. Но он чудом остается жив, потому что скорее умрет, чем откажется от скачек. В этом был особый смысл каждой роли: если человек не дорожит жизнью, он становится неинтересен Смерти, и та отступается от него.

Саша Неборсин… – Аделаида со вздохом погладила мизинцем лицо наглого ковбоя. – Наш Казанова! Парень был совершенно неотразим, даже я видела его в грешных снах. Потом сны стали явью, но почему-то большой радости это не принесло. Однако я Сашу не забывала, и когда узнала, что он тоже переселился в Нижний, втихомолку следила за его судьбой. Да вот не уследила!

Итак, Сашка Неборсин играл ковбоя, у которого хобби – «русская рулетка». Знаете, что это такое? Пистолет заряжается одной пулей, человек крутит барабан, а потом нажимает на спуск. Нет выстрела – выиграл. Есть – проиграл. По роли, наш ковбой не проигрывал ни разу, а когда единственный раз все-таки наткнулся на пулю, вышла осечка. То есть он тоже обманул Смерть, а потому имел полное право в моем салуне кинуть дарт в грудь многострадального скелета.