Настоящая любовь или Жизнь как роман - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 59

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Настоящая любовь или Жизнь как роман | Автор книги - Эдуард Тополь

Cтраница 59
читать онлайн книги бесплатно

— Я стоял на рейде Тулеара, как дурак с помытой шеей, — рассказывал Кичин. Эта русская пословица означает, что все, что сделано, сделано зря, напрасно.

И действительно, советские моряки, рискуя жизнями, в штормовом океане взяли на буксир горящее судно, привели его сквозь шторм в порт, чтобы с помощью портальных кранов выгрузить из трюма тюки горящего хлопка, и — нате вам: их даже не подпускают к причалу, где стоят эти портальные краны! Больше того, из Лондона прилетели эксперты Ллойдовской страховой компании, чтобы решить, можно спасти судно или нет. Иными словами, платить Югославии страховку за это судно как за погибшее или не платить, обвинив югославского капитана в том, что он бросил судно, которое еще можно было спасти.

Два дня эксперты Ллойдовской страховой компании обследовали «Требинье» и пришли к заключению, что… судно спасти нельзя.

Но Кичин не сдавался. Он нанял в порту сотню черных грузчиков. Он пообещал щедро заплатить, если они откроют трюм с горящим хлопком и с помощью багров, крючьев и корабельной лебедки вытащат из этого трюма тюки с горящим хлопком.

На следующий день несколько дюжин крохотных лодок приплыли к стоящим на рейде Тулеара «Мытищам» и «Требинье». Черные мускулистые грузчики проворно взобрались на борт «Требинье». Кичин сам командовал их работой. Они зацепили лебедкой раскаленные створки люка того трюма, где горел хлопок, потянули их и…

Столб белого пламени вырвался из открывшегося трюма. Это было как пушечный выстрел — даже на берегу в домах задребезжали стекла.

А перепуганные черные грузчики — все до единого — мигом сиганули с борта «Требинье» в воду — с двадцатиметровой высоты! И тут же отплыли от судна на своих лодчонках, без оглядки и изо всех сил гребя к берегу.

Так Кичин остался и без наемной рабочей силы.

— Я снова собрал команду в кают-компании, — рассказывал Кичин, — я сказал им, что если мы сами, своими руками не вытащим этот е… хлопок из трюма, что ж, весь позор этого неудавшегося спасения я возьму на себя. Но вы понимаете, это же была моя команда. Я сам набирал их в Одессе, и каждый из них ходил со мной в плавание раз по шесть-семь. И не важно, что многие из них были или старше меня, или одного со мной возраста. Во флоте капитан — это как отец, даже если он вдвое младше своих подчиненных. Поэтому моя команда — это как бы я сам. Если я хороший капитан, конечно… Короче, у меня было 35 добровольцев вручную вытаскивать из люка этот горящий хлопок.

Да, представьте себе: они вытаскивали тюки с горящим хлопком практически вручную — баграми, крючьями и корабельной лебедкой. Позже, во время съемки фильма «Море нашей надежды», моя киногруппа пыталась воссоздать эту ситуацию. Киностудия арендовала у Одесского морского пароходства грузовой теплоход класса «Требинье», специалисты-пожарники обложили стенки одного из трюмов плитами невоспламеняющегося асбеста, затем загрузили в этот трюм три или четыре десятка тюков с горящим хлопком, и киногруппа приступила к съемкам. Но ни актеры, одетые в асбестовые противопожарные костюмы, ни операторская группа не выдерживали внутри этого трюма-жаровни больше десяти — пятнадцати минут. Проклиная на чем свет стоит автора сценария — с употреблением самых «изысканных» оборотов русского мата, — они выскакивали из трюма и отказывались от своих ролей, требовали отвезти их на берег. Позже, когда я с обидой спросил у режиссера Овчаренко, почему он не пригласил меня на эти съемки — ведь в его распоряжении был целый теплоход, то-то мы бы погоняли на этом теплоходе по Черному морю, — он сказал мне: «Да тебя бы просто убили актеры за этот эпизод в трюме с горящим хлопком!»

Матросы теплохода «Мытищи» занимались этой работой сорок дней и ночей. В трюме «Требинье» было не три десятка тюков с горящим хлопком, а больше чем три тысячи тюков. Таким образом, температура внутри трюма была шоковая.

Кичин сам руководил этой работой. Он спал по два часа в сутки, а остальные двадцать два проводил на «Требинье» с бригадами своих матросов, которые работали, сменяя друг друга через каждые четыре часа. Но Кичин хотел, чтобы каждая новая смена видела его рядом, чтобы не было потом разговоров, будто капитан послал их в огонь обжигать лица, руки, ноги и легкие, а сам в это время спит в своей капитанской каюте.

Через сорок дней последний тюк горящего хлопка был выброшен за борт «Требинье». А Кичин упал на палубе спасенного им судна и уже не вставал — от чудовищного переутомления его разбил паралич, у него отнялись речь, обе ноги и левая рука. Матросы на руках спустили его на мотобот и перевезли на «Мытищи». С борта «Мытищ» он дал радиограмму в Одессу: «Спасательные работы закончены. Прошу прислать буксирное судно для транспортировки «Требинье» в Одессу. Прошу также разрешить потратить от 4 до 5 тысяч долларов для приобретения подарков морякам, проявившим беспрецедентный героизм во время спасения «Требинье». Кичин».

Судовой врач заставил его послать в Одессу и его, врачебный, рапорт:

«В связи с огромным переутомлением во время спасательных работ на «Требинье» у капитана Кичина парализованы речь, обе ноги и левая рука. Полагаю необходимой немедленную госпитализацию капитана Кичина в Тулеарский госпиталь или транспортировку его на самолете домой. Судовой врач Еремин».

Ответ из Одессы последовал незамедлительно.

«Борт «Мытищи», капитану Кичину

За «Требинье» направлено буксирное судно «Адлер». Тратить валюту на приобретение подарков для команды «Мытищ» не разрешаю. Моряки, отличившиеся при спасении «Требинье», получат по прибытии в Одессу почетные грамоты и денежные премии. Сообщите, следует ли выслать в Тулеар подменного капитана или вы в состоянии сами вести судно. Начальник Одесского пароходства Данченко».


— По законам морской этики только сам капитан может решить, нужна ему замена или он в состоянии сам вести судно. Но здесь дело было не только в этом, — сказал мне Кичин. — Просто, если бы меня положили в госпиталь, то пароходству пришлось бы платить большие деньги этому госпиталю — уж врачи выставили бы им счет тысяч на сто долларов! А кроме того, я и сам не хотел уходить с судна. Поэтому я отказался от госпиталя и от того, чтобы меня самолетом отправили домой…

— Но как же вы руководили судном, если даже речь была парализована?

— Матросы на руках выносили меня на капитанский мостик, сажали в кресло, и я писал свои распоряжения. Ведь правая рука работала и слух тоже… Пойми, я не мог уйти с судна в те дни — после всего, что мы пережили всей командой. Почетные грамоты и денежные премии в Одессе — через шесть-семь месяцев! Да кому они нужны будут? И что это за премии — по пятьдесят рублей на нос?! Короче, перед тем как выйти из Тулеара курсом на Вьетнам, я вызвал к себе боцмана…

Вдвоем с боцманом, который на любом судне выполняет обязанности завхоза, они разработали план «должностного преступления»: в пароходство ушла радиограмма о том, что во время буксировки «Требинье» в штормовом море лопнули два буксирных каната. Пароходству ничего не оставалось, как разрешить Кичину закупить в Тулеаре два новых буксирных каната стоимостью по пять тысяч долларов каждый. На самом деле, как вы помните, лопнул только один канат. Таким образом, боцман получил от Кичина разрешение истратить остающиеся пять тысяч долларов на покупку краски для ремонта «Мытищ» (бок судна был исцарапан во время столкновения с «Требинье», когда его пытались взять на буксир) и на… покупку подарков для команды. Еще через два дня, когда матросы починили поломанный трап и покрасили борт «Мытищ» новой краской, на судне состоялся так называемый отвальный банкет — прощальный ужин. Моряки «Мытищ» прощались со спасенным югославским судном и мадагаскарским портом Тулеар. Кок приготовил несметное количество шашлыков, капитан выставил команде ящики шампанского и сухого вина, боцман устроил даже небольшой фейерверк. Вся команда получила подарки — кто транзисторный приемник, кто магнитофон, кто джинсовый костюм, кто — спиннинг… Затем они пили шампанское за спасенное судно, за здоровье своего капитана, за тех, кто в море, за тех, кто их ждет в Одессе, за «три фута под килем». Многие держали бокалы еще перебинтованными, обожженными руками…

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию