Звездный огонь - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Серебряков cтр.№ 71

Собственно машины мы так и не разглядели. Там, где она должна была находиться, воздух полыхал особенно ярко, будто кутая крошечное тельце в огненный пух. А от этой пламенеющей сердцевины расходились, колыхаясь над Большим Билядом, едва видимые в полумраке прозрачные, чуть светящиеся крылья, или лепестки, пронизанные фрактальным узором зеленоватых прожилок. Одни опускались, будто бы устав, другие вздымались им навстречу, управляемые некоей, с ходу не распознаваемой, но явно присутствующей зависимостью. Не то исполинский цветок распустился над пустыней, не то бабочка села передохнуть по дороге в Бробдингнег… но гаерный объем совершенно не передавал размеров этого чуда. Равнина была плоской, усыпанной камнями, хребет Селедки терялся на горизонте…

А вот если рассматривать богмашину напрямую через обзорные камеры, как это сделал я, все становилось на места. Крылья-лепестки едва не достигали нижнего слоя облаков, над которым мчались мы. И они шевелились .

Первой это заметила Катерина Новицкая и тут же обратила наше внимание. Призрачные паруса двигались медленно, но будь они сделаны даже из самой хрупкой материи, их взмахи подняли бы над равниной пыльную бурю. Однако воздух оставался почти неподвижен; лепестки колыхались в нем, будто щупальца исполинской актинии.

Капелька киберпространства, замкнутая в корпусе баржи, звенела нашими накладывавшимися, сбивчивыми голосами:

— …Спектр. Ничего подобного нет в банке данных. Это не тепловое излучение, но и не вынужденное, очень странно…

— Курс пятьдесят, огибаем, по широкой дуге…

— Эти крылья — не из вещества, но в них проходит тепловыделение, в ИК-спектре они просто полыхают…

— Они не проявляют инерции. Совершенно. Или сила прилагается к каждой их точке отдельно, или они вовсе лишены массы…

— …Аннигиляция Пенроуза. Контролируемая, сдержанная аннигиляция. Вот откуда столько энергии — машина пожирает атмосферу планеты…

— И не только её, смотрите — лепестки точно накрывают зеркальный круг, должно быть, там они касались земли…

— …Но почему реакция проходит так странно? Крылья имеют толщину, если бы они полностью разрушали всё, что попадет в активную зону, тепловыделение было бы на порядки выше…

Баржа закладывала широкий круг, но при ее низкой маневренности это означало, что богмашина выпала из поля зрения камер, скрывшись за горизонтом, на добрых пять минут, прежде чем мы увидали ее снова.

В ирреальности и реале воцарилось одинаковое, ошеломленное молчание.

— Она… поднимается, — первым озвучил очевидное Лайман Toy.

Огненное тельце, при первом проходе покоившееся на каменном зеркале, теперь висело в доброй сотне метров над ним, слегка покачиваясь — не как маятник, а… будто голова изготовившейся к броску кобры.

Наверное, Линде Тоомен тоже пришла в голову эта мысль. Потому что А-привод взревел, и тело, и без того отяжелевшее в полуторном поле тяготения Самаэля, стало совсем неподъемным. Я закрыл глаза, не в силах удержать свинцовые веки, и сосредоточился на видеопотоке с обзорных камер.

Да, богмашина определенно изменилась. Лепестки прекратили ритмичное колыхание, они волнистым кольцом обрамляли стремительно меркнущее зерно — тело? корпус? Даже служебные алгоритмы распознавания не помогали. По зеленоватым прожилкам катились от кончиков к центру волны белого свечения. И — я переключился в тепловой диапазон — нагреватель перестал действовать.

— Вверх! — прохрипела Тоомен. — Вверх!

— Но…

Должно быть, Лайман Toy и впрямь был фанатиком своей науки. Иначе у него не хватило бы сил противиться внедренному контуру подчинения. Он проделал огромный путь, чтобы найти это чудо, а теперь, на последнем шаге, победу отнимали у него. Линда Тоомен среагировала мгновенно, парализовав мозг ученого и подчинив тело управлению вживленной интелтроники — и все же недостаточно быстро, потому что отданная ею команда требовала волевого усилия, а наращенной нервной системой Лаймана Toy правило глубинное отчаяние голодной обезьяны, у которой выскользнул из пальцев вожделенный, с трудом добытый плод.

Баржа завалилась на бок, пытаясь развернуться, будто вертолет — на месте. Горизонт накренился, словно палуба «Титаника», бурая равнина встала дыбом, пытаясь зацепить крыло переоборудованного челнока. Тихо и монотонно ругалась Кася Новицкая. Облегчение наполнило мое сердце леденящим ужасом — потому что «Комета» падала, и пресс тяготения ослабел только потому, что, если в ближайшие секунды ничего не изменится, раскаленный воздух сомнет баржу, словно бумажный кораблик. Аптечка сама впрыснула мне в кровь очередную дозу химикалий, но и без них я уже входил в растянутое время, хотя и понимал, что это не поможет — если Тоомен, с ее расширенным вниманием, не справится, то я уж точно не вытащу «Комету» из гравитационной ловушки.

Агентесса сделала то единственное, что могло спасти потерявший управление корабль.

Раньше мне только казалось, что А-привод ревет. Сейчас мерный, проникающий до костей рокот наполнил баржу, словно тритиевая вода, я захлебывался в нем, не в силах продохнуть от навалившейся тяжести, не в силах приподнять ребра, шевельнуть диафрагмой, закачать в легкие хоть кубик остекленевшего воздуха. Двигались только цифры перед глазами, только индикаторы состояния на вживленном под роговицу экране — перегрузка 10g, 12g, 15g. Я чувствовал, как трескаются под чудовищным прессом кости, как лопаются сосуды под кожей от притекающей крови — должно быть, спина моя завтра будет представлять собою один грандиозный синяк. Если не трупное пятно. Баржа мчалась не вверх, она устремлялась по касательной к поверхности, до горизонта и мимо, и дальше, будто винтовочная пуля, вращаясь вокруг продольной оси, просверливая слой за слоем ядовитой мглы, обдирая с боков защитную пену — в безопасность надежного, холодного, уютного вакуума.

Атмосфера осталась позади, а пресс все не поднимался, и я уже начал складывать в мыслях программу, которая позволит моему телу подняться и расстегнуть ремни Линде Тоомен, чтобы мертвое тело той скатилось с ложа и разбитый нейраугмент наконец перестал подавать команды безмозглой интелтронике автопилота, потому что не может живой человек переносить такой перегрузки, у нее, наверное, случился инсульт, а как только я встану, то потеряю сознание, потому что это невыносимо… когда осознал, что ускорение постепенно спадает. Если бы двигатель отключился сразу, думаю, мы все сдохли бы в ту же секунду от гидростатического шока.

Полосатый шар Самаэля маячил в объективах кормовых камер. Планета снова казалась нестрашной и милой, словно детская игрушка. От нашего позорного бегства не осталось и следа — разорванные тучи тут же сошлись.

Только тело Лаймана Toy безжизненно висело на ремнях безопасности, скатившись с полетного ложа. Край ремня прорезал посиневшую кожу; капли густой темной крови стекали по пальцам и срывались в размазанную по кормовой переборке лужу.

— Он мертв, — ответила Тоомен на мой невысказанный вопрос странным, отрешенным голосом — должно быть, большую часть ее вниманий занимало управление кораблем. — Система пошла вразнос… аугментные резервы действуют, только когда их контролирует мозг.