Когда Люси приняла душ, Джул терпеливо и невзирая на ее
протесты, заставил ее лечь на кровать и широко раскинуть ноги. Он открыл
саквояж с инструментами и погрузился в работу. Она почувствовала себя
униженной, когда он поцеловал ее в пупок и рассеянно сказал:
— Впервые я чувствую удовольствие от такой работы.
После этих слов он повернул ее на живот и ввел палец в
задний проход, любовно поглаживая ее спину второй рукой. Кончив, он снова
повернул ее на спину, нежно поцеловал в губы и сказал:
— Детка, я построю тебе совершенно новую вещь для
кровати и лично испробую ее. Это будет первоклассным медицинским экспериментом,
и сообщение о нем я смогу поместить даже в официальных журналах.
Джул проделал все с такой любовью и юмором, что Люси справилась
со своим стыдом и растерянностью. Он снял даже с полки медицинскую книгу и
показал Люси похожий случай и этапы операции. Все это ее очень заинтересовало.
— Это вопрос здоровья, — сказал он. — Если
вовремя этого не исправить, у тебя возникнет множество проблем со всем
мочеполовым аппаратом. Без операционного вмешательства мышцы и связки тазовой
области ослабеют. Мы должны стыдиться того, что излишняя скромность мешает
врачам ставить в подобных случаях диагноз, а массе женщин — жаловаться на свой
порок.
— Не говори об этом. Не говори об этом,
пожалуйста, — попросила Люси.
Она все еще стыдилась своего недостатка и была растеряна.
Джул сочувствовал ей, хотя, как врач, и считал ее переживания глупостью. Он
нашел правильный путь для ее утешения.
— О'кэй, — сказал он. — Я знаю теперь твой
секрет. Ты часто спрашиваешь, что я, один из самых молодых и способных хирургов
Штатов, делаю в этом городе? Так вот, я делаю аборты. Ничего дурного в этом
нет, аборты делает добрая половина врачей. Беда в том, что я попался. Мой друг,
доктор Кеннеди, вместе с которым я когда-то работал, обещал мне помочь.
Насколько я понимаю, Том Хаген сказал ему в свое время, что он всегда может
обратиться к семейству за помощью. Он поговорил с Хагеном. Через некоторое
время обвинение было снято, но союз врачей занес меня в черный список. Тогда-то
семейство Корлеоне и устроило меня на работу сюда. Зарабатываю я здесь неплохо.
Работы тоже много. Девицы из варьете не перестают встречаться с мужчинами, и
если они сразу обращаются ко мне, то аборт оказывается очень простым. Я скребу
их, как ты скребешь свою сковородку. Фредо Корлеоне настоящий дикарь. По моим
подсчетам он трахал здесь по меньшей мере пятнадцать девиц. Я все время
собираюсь поговорить с ним, как мужчина с мужчиной. Три раза мне пришлось
лечить его от триппера и один от сифилиса. Он настоящая гнида.
Джул остановился. Умышленно проявив неосторожность, он пошел
против своих принципов. Пусть Люси знает, что и у людей, которых она уважает и
немного побаивается — как Фредо Корлеоне, например — имеются свои постыдные
тайны.
— Считай, что в твоем теле имеется кусок пластмассы,
потерявший гибкость, — сказал Джул. — Мы должны сделать его более
напряженным и более упругим.
— Я подумаю, — сказала Люси, но уже знала, что
пойдет на операцию. Потом она подумала о чем-то другом. — А сколько это
будет стоить? — спросила она.
Джул сморщил лоб.
— У меня нет здесь условий для подобной операции, да я
и не специалист в этой области. Но мой друг из Лос-Анжелеса делает такие
операции лучше всех и работает он в прекрасно оборудованной клинике. Он, по
сути, оперирует всех кинозвезд, когда эти дамочки убеждаются, что одним
смазливым личиком не заставишь мужчину полюбить себя. Я в свое время сделал ему
несколько одолжений, и поэтому операция стоить ничего не будет. Я делаю иногда
аборты по его просьбе. Слушай, не будь это неэтично, я назвал бы тебе имена
нескольких секс-бомб, которые сделали у него подобные операции.
Люси загорелась любопытством.
— Ой, расскажи, — попросила она. — Расскажи
мне.
— Хорошо, расскажу, — пообещал Джул. — Но ты
должна поужинать со мной, и мы вместе проведем эту ночь. Мы обязаны наверстать
время, упущенное из-за твоей глупости.
Люси почувствовала прилив нежности к Джулу и сказала:
— Ты не обязан спать со мной, ведь ты не получишь от
этого удовольствия.
Джул засмеялся.
— Глупая, какая ты глупая. Разве ты не слышала о других
способах, более древних, более культурных? Неужели ты и в самом деле так
наивна?
— А, это… — протянула она.
— А-а, это… — передразнил ее Джул. — Порядочные
девушки этого не делают, настоящие мужчины этим тоже не занимаются. Даже в 1948
году. Детка, я могу отвести тебя к одной старушке, которая живет в Лас-Вегасе и
которая в 1880 году, кажется, была самой молодой «мадам» в самом популярном на
Диком Западе публичном доме. Она любит вспоминать те времена. И знаешь, что она
мне рассказала? Те самые ковбои, мужчины из мужчин, всегда требовали
«французской любви» или того, что мы, врачи, называем оральным сексом, а ты —
«а, это». Тебе не приходило в голову сделать «а, это» с твоим Сонни?
Впервые за все время она его по-настоящему удивила. Она
повернулась к нему с улыбкой, которая напоминала улыбку Монны Лизы, и тихо
сказала:
— Мы с Сонни делали все.
Подобное признание она делала впервые.
Две недели спустя Джул Сегал стоял в операционной клинике
Лос-Анжелеса и следил за движениями рук своего друга, доктора Фредерика
Келнера, выполняющего свою работу с необыкновенным изяществом. Когда Люси легла
на операционный стол, Джул нагнулся к ней и прошептал:
— Я сказал ему, что ты особенная девушка, и он
собирается построить там по-настоящему крепкие стены.
Наркоз уже начинал действовать, и она не сумела ни
засмеяться, ни улыбнуться, но его замечание как рукой сняло страх перед
операцией.
Доктор Келнер резал с уверенностью профессионального шулера,
раздающего карты. Укрепление дна таза преследовало две цели. Сокращение связок
должно было устранить вялость мышц и органов полости таза. И, разумеется,
следовало приподнять тазовое дно и вход во влагалище. Исправление связок называют
перинкоррапией, а сшивание стенок влагалища — колпоррапией.
Джул заметил, что доктор Келнер работает теперь осторожно:
слишком глубокий порез может задеть сфинктер. Судя по рентгеновским снимкам и
результатам анализов, случай Люси не слишком сложный. Осложнений быть не
должно, но операция есть операция, и всегда возможны непредвиденные
затруднения.
Келнер работал над диафрагмальными связками. Т-образные
щипцы обнажали фасции и мышцы сфинктера. Покрытые марлей пальцы Келнера
отодвигали в сторону соединительную ткань. Джул взглянул на стенки влагалища,
пытаясь разглядеть вены, появление которых означало бы повреждение сфинктера.
Но старина Келнер хорошо знал свое дело. Он строил новое влагалище с такой же
легкостью, с какой плотник сбивает доски. Вскоре он уже измерял ширину входа,
поднимая на Джула синие глаза и как бы спрашивая, достаточно ли узким он
получился.