Испытай себя - читать онлайн книгу. Автор: Дик Фрэнсис cтр.№ 24

— Почему вы выбрали такую профессию? С чего все началось? — в некоторой задумчивости спросил он.

— Мой отец был помешан на туризме. Натуралист. Он был банковским служащим, он и сейчас работает в банке, кстати сказать, однако раньше каждую свободную минуту предпочитал проводить среди дикой природы, таская за собой мать и, естественно, меня. Я воспринимал это как нечто само собой разумеющееся. Затем, окончив колледж, я осознал, что уроки отца не прошли даром. Вот так я и пришел к этой профессии. Оказался в выигрыше.

— Он по-прежнему продолжает путешествовать? Ваш отец, я имею в виду.

— Нет, мать начала страдать артритом и отказалась от этих поездок, а без нее отцу скучно. Они уже три года, почти четыре, живут на Каймановых островах. Отец работает в банке, а мать наслаждается погодой — при ее болезни тот климат ей очень полезен.

— А где находятся эти Каймановы острова? — наивно спросил Гарет.

— В Карибском море, к югу от Кубы и к западу от Ямайки.

— Что мне делать с этими панировочными сухарями?

— Положи на противень.

— А вы сами были когда-нибудь на Каймановых островах?

— Да, ездил на Рождество. Родители оплатили мой проезд в качестве новогоднего подарка.

— Везет же вам!

Я прекратил резать мясо и, задумавшись, ответил:

— Да, я им благодарен. Но ведь и у тебя прекрасный отец.

Мои слова явно доставили Гарету огромное удовольствие, я же подумал о том, что, как ни оценивай принятую в этом доме систему ведения хозяйства, Тремьен хорошо воспитал своего младшего сына.

Несмотря на полнейшую индифферентность Тремьена к еде, ему явно понравился мой пирог, и мы втроем с изрядным аппетитом умяли его до последней крошки. Я был произведен в почетные шеф-повара, что меня вполне устраивало.

Тремьен заявил, что завтра я могу поехать за покупками, затем молча вынул бумажник и отвалил мне сумму, достаточную для закупки месячного запаса провизии для нас троих, однако Тремьен заметил, что эти деньги предназначены на недельное существование. Я начал возражать, говоря, что этого слишком много; Тремьен добродушно ответил, что я не имею ни малейшего представления о ценах. Это заявление вызвало во мне внутреннюю улыбку — уж я-то знаю все цены до последнего пенни, — однако необходимости в препирательстве не усмотрел. Отложив деньги, я спросил, какая еда вызывает у них наибольшее отвращение.

— Спаржа, — встрепенулся Гарет. — У-ух.

— Салат-латук, — отрезал Тремьен. Гарет рассказал отцу о жареных червях и спросил, не захватил ли я с собой мои путеводители.

— Нет, как-то не думал, что они здесь понадобятся.

— А есть ли какая-нибудь возможность раздобыть их? Я бы купил их на свои карманные деньги. Я хочу их иметь. Они бывают в продаже?

— Иногда. Впрочем, я могу попросить приятеля, который работает в агентстве, чтобы он мне их выслал, — предложил я.

— Будьте любезны, — сказал Тремьен. — Я заплачу. Всем хотелось бы взглянуть.

— Но, папа!.. — протестующе воскликнул Гарет.

— Хорошо. Попросите прислать в двух экземплярах.

Мне начинала нравиться манера Тремьена быстро и легко решать все проблемы.

Утром, после того как я отвез его на тракторе в Дауне контролировать очередную тренировку, а затем привез, после апельсинового сока, после кофе с тостами, я позвонил своему другу в агентство и попросил его организовать пересылку книг.

— Сегодня? — спросил он.

— Да, будь любезен.

Он заверил меня, что если это необходимо и я того желаю, то он перешлет их почтовым поездом. Я посоветовался с Тремьеном — тому понравилась эта идея, и он порекомендовал отправить книги на станцию Дидкот, куда я смог бы заехать и забрать их во время моего продуктово-закупочного вояжа.

— Вполне подходит, — согласился мой приятель. — Сегодня днем они будут у вас.

— Передай своей тетушке, что я восхищен ею. И сердечно благодарю.

— Она упадет в обморок, — рассмеялся он. — До встречи.

Тремьен занялся сегодняшней прессой. Обе его газеты содержали информацию о результатах судебного процесса, но ни одна из них не заняла конкретной позиции по поводу того, виновен Нолан или нет, зато в своих весьма пространных оценках газеты не расходились во мнении относительно отца Олимпии. Они характеризовали его как угрюмого, одержимого навязчивой идеей человека, которого несчастье ввергло в пучину саморазрушающего гнева. Судьба этого человека не могла не вызывать сочувствия. Тремьен читал, что-то мычал про себя, но своего мнения так и не высказал.

День катился по наезженной колее и ничем не отличался от вчерашнего. В кухню зашла Ди-Ди, чтобы выпить кофе и получить очередные инструкции, а когда Тремьен вновь ушел наблюдать за проездкой второй смены, я вернулся в столовую к своим коробкам с вырезками.

Мне пришла в голову мысль поменять мою вчерашнюю систему: начать с вырезок последнего года, а затем идти назад.

Я обнаружил, что Ди-Ди, делая вырезки из газет и журналов, проявляла большую ретивость в работе, нежели ее предшественницы, поскольку вырезок за последние восемь лет оказалось больше всего.

Отложив коробку с текущими материалами — их там почти и не было, я принялся за вырезки, датированные январем-декабрем прошлого года. В этот период удача явно сопутствовала Тремьену — помимо того что его Заводной Волчок выиграл скачки Гранд нэшнл, он одержал еще целую серию блистательных побед. С фотографий на меня смотрело застывшее в улыбке лицо Тремьена, — даже с тех из них, сообщения под которыми извещали о смерти той девушки, Олимпии.

Погруженный в работу, я прочитал целую пачку заметок, касающихся этой смерти, причем из самых различных источников, и у меня сложилось впечатление, что кто-то намеренно покупал такую кучу газет. В целом эти заметки не добавили ничего нового к тому, что я знал; правда, в двух сообщениях Олимпию называли жокетессой — я сразу же почувствовал какое-то отвращение к этому слову.

Оказалось, что Олимпия принимала участие в престижных женских скачках, которые одна газета, чтобы просветить невежественных читателей, охарактеризовала как «прекращение сезона охоты на лис и начало гонок друг за другом». Жокетессе Олимпии было двадцать три года, она происходила из обеспеченной семьи, живущей в пригороде, и работала инструктором в школе верховой езды в графстве Суррей. Ее родители, говорилось в сообщении, «обезумели от горя».

В столовую вошла Ди-Ди и предложила мне кофе. Увидев, что я читаю, она сухо заметила:

— Эта Олимпия была похотливой сучонкой. Я присутствовала на той вечеринке, и ее испорченность сразу же бросалась в глаза. «Инструктор верховой езды из обеспеченной семьи» — какая чушь.

— А на самом деле?

— Это отец выставил Олимпию таким ангелочком. Возможно, он даже искренне сам верил в ее непорочность. Нолан не возражал, потому что ему это все равно бы не помогло. Вот и получилось — никто не сказал правду!