Дружина особого назначения. Книга 2. Западня для леших - читать онлайн книгу. Автор: Иван Алексеев cтр.№ 87

Фрол вышел из темницы во двор, всей грудью вдохнул свежий ночной воздух. Он завернул за угол, увидел там описанную Прошкой телегу с запряженной в нее плохонькой костлявой кобылой, еще более безучастной ко всему происходящему, чем тюремные стражники, захлопнувшие дверь у него за спиной.

Особник сбросил на телегу тело, служившее ему своеобразным пропуском, отвязал кобылу, уселся на передок, разобрал вожжи, слегка подхлестнул флегматичную животину, направил ее к воротам. Караул без каких-либо вопросов распахнул обе створки ворот перед привычным грузом и страшным возницей, и телега не спеша потащилась по узким безлюдным московским улицам. Фрол вздохнул про себя, прикинув, что таким аллюром он сможет добраться до усадьбы Ропши только к утру. Но ничего не поделаешь, и особник, воткнув в бортик телеги рядом с собой любимый чухонский нож, который Прошка зачем-то притащил с собой на допрос и который теперь вернулся к законному владельцу, знавшему настоящую цену этому оружию, приготовился к отражению возможной атаки. Но в эту бурную ночь ему не суждено было больше проявить свои боевые качества, и на рассвете, как и рассчитывал, он подкатил к воротам Ропшиной усадьбы, постучал условным стуком, все так же неспешно въехал на территорию временной дислокации отряда, и только тут осознал, что блестяще выполнил ответственнейшее и опаснейшее задание, и чуть было не заорал во всю мочь: «Слава Руси, Лесному Стану и особой сотне!», но сдержался и, молча, не глядя по сторонам на удивленно взирающих на него бойцов, продолжил движение по направлению к избе-блокгаузу, куда, оставив Фрола далеко позади, уже вихрем помчался от ворот дежурный особник.

Когда Кирилл, выйдя из совещательной комнаты на крыльцо, увидел в легкой дымке, оставшейся от рассеивающегося утреннего тумана, приближающегося Фрола, он хотел было броситься ему навстречу, но усилием воли сдержался, остался стоять неподвижно и прямо, с застывшим от напряжения лицом и судорожно сжатыми пальцами рук, сцепленных за спиной. Фрол соскочил с передка и, указав на лежащее в телеге тело, скомандовал особникам, подхватившим лошаденку под уздцы:

– Закопайте где-нибудь, это Малютин палач-пыточник. Лошадь с телегой отведите немедля подальше в лес и оставьте на глухой дороге, лопату же, что в телеге лежит, обмажьте строительной глиной.

Затем он поднялся на крыльцо, подошел к дьякону, нарочито спокойным будничным тоном отрапортовал:

– Задание выполнено.

Кирилл шагнул ему навстречу, крепко обнял, прижал к груди. Затем отстранился, долгим, пристальным взглядом, будто впервые, вгляделся ему в лицо.

– Пойдем в избу, Фролушко.

Они вошли, уселись за стол, дьякон сразу же налил Фролу огромную чашку горячего, бодрящего отвара. Фрол сделал скупой глоток и только сейчас почувствовал, что он вот уже несколько дней толком не ел и почти всю ночь не пил. Сделав еще один глоток, он все же отодвинул чашку и, вместо ожидаемого доклада, задал вопрос, от которого брови дьякона удивленно поползли вверх:

– Вы, случайно, не успели ли уже арестовать Желтка?

В течение вот уже почти двух лет каждое утро боярин Малюта Скуратов-Бельский входил в цареву опочивальню с докладом. Доклады эти касались, в основном, внутренней политики государства. Под внутренними делами сей вельможа подразумевал отнюдь не скучные вопросы обустройства дорог, охраны границ, торговли, технического или экономического развития Российской державы. Все это делалось как бы само собой мелкими людишками, существование и каждодневный усердный труд которых считались такими же неотъемлемыми явлениями природы, как дождь в осеннюю пору, снег – в зимнюю или жара летом. Сущность Малютиных докладов царю сводилась только к действиям и поступкам владетельных персон и могла бы быть описана несложной формулой: кто, где, с кем и о чем. Доносы о боярских высказываниях друг о друге, о государе и его опричниках, о поездках одного в гости к другому и третьему (а зачем же это им встречаться понадобилось, да еще именно сейчас?), о сборах кое-кого или в отдаленное поместье, или в пограничные владения (уж не спрятаться али сбежать норовит тайный злодей царский?) – все это и составляло основной круг забот царева любимца.

Сегодня еще с порога Малюта почувствовал, что государь пребывает в крайней степени раздражения. Всеведущий боярин, являющийся, по сути дела, начальником тайного сыска, конечно же, был проинформирован о каком-то невероятном побоище на вчерашнем царевом пиру с ближайшими опричниками, на котором он, занятый подготовкой к отправке царской библиотеки и обеспечением безопасности и скрытности данного мероприятия, лично не присутствовал. И побоище сие учинил якобы один человек: дружинник поморский, по имени Михась, который затем вылетел в окно и растаял в воздухе. Малюта в самой глубине души, как и все современники, верил во всякую чертовщину, но в повседневной деятельности руководствовался исключительно здравым смыслом и материалистическим мировоззрением, ибо прекрасно знал из практики, что любая чертовщина бессильна против топора или копья в твердой руке, а любой колдун хорошо горит на костре. Поэтому он, выслушав информаторов, которые находились на пиру, были там биты и вполне естественным образом привирали в свое оправдание, позволил себе усомниться в том, что пресловутый дружинник скакал по потолку и стенам, дышал дымом и пламенем, у него отрастали дополнительные ноги, на которых имелись копыта, каковыми он и крушил все и вся на семь саженей вокруг, сам оставаясь неуязвимым. Тем не менее Малюта морально приготовился выслушать неудовольствие государя и дать соответствующий ответ.

Государь, едва завидев своего любимца, без обычных предисловий, заключавшихся в лицемерном самоуничижении, жалобах на неблагодарность подданных и рассуждениях о том, что он не сегодня-завтра оставит трон и уйдет в монастырь замаливать грехи, разразился чудовищной площадной бранью и потребовал поведать ему немедля о том, какой… (нехороший человек), у которого вместо головы… (совсем другие органы), додумался пригласить в столицу этих… (очень плохих) поморов… (родственники которых еще хуже).

Ответ напрашивался сам собой. Малюта вздохнул и сдал Басмановых с потрохами. Он, конечно, еще подержал бы их на коротком поводке и извлек из зависимого положения вельмож максимальную для себя выгоду, но в данной ситуации следовало думать не о какой-либо выгоде, а о спасении собственной шкуры. Поэтому Малюта напомнил царю, что именно Басманов-старший не только вызвал поморов в стольный град, но и заставил его, Малюту, угробить тайный отряд в ночном нападении на заставу, а также предложил пригласить на пир того самого дружинника, который наделал столько шуму, причем при явном попустительстве басмановских молодцов, которые якобы не могли справиться с одним человеком. Не могли или не хотели? Здесь опытный царедворец тонко намекнул, что имеет место не просто нерадение, а злой умысел, ибо ежели рассказать кому, что один худосочный дружинник на царевом пиру разбросал сотню опричников, то окромя срама и недоверия вряд ли что выйдет.

Когда Малюта замолчал, царь погрузился в тяжкие раздумья. Заданный им вопрос был, конечно, риторическим, поскольку он сам чуть больше месяца тому назад одобрил хитроумный замысел Басманова-старшего относительно вышеупомянутых поморов. Но его любимцы явным образом опростоволосились, причем поставили под угрозу не что-нибудь, а его собственную жизнь. Ивана Васильевича передернуло от воспоминаний, как буквально в нескольких шагах от него валил дюжих молодцов, словно снопы соломы, безоружный дружинник, явно способный, при желании, в два прыжка достичь трона и свернуть ему, самодержцу всея Руси, шею одним небрежным движением. Теперь государю требовалось для самоуспокоения найти и наказать виновных в том животном ужасе и чувстве собственного бессилия, которое он испытал вчера в своем дворце. Причем, как всегда, нужно было свершить возмездие чужими руками, стравливая подданных, рвущихся к подножию трона, заставляя различные, примерно равные по силе группировки противоборствовать друг другу, чтобы они не могли объединиться и сговориться против него. И необходимо было придать грядущей опале и казни видимость справедливости и законности, оправдаться перед самим собой и перед Богом, молитвы к которому он возносил денно и нощно, но были ли они искренни, или царь так же лицемерил, обращаясь к Всевышнему, как и в общении с людьми, – неведомо.