Собака Раппопорта. Больничный детектив - читать онлайн книгу. Автор: Алексей К. Смирнов cтр.№ 36

Медовчин обернулся к заведующему травмой, Васильеву.

— Что она у вас делает?

— Проживает, товарищ… — Васильев, уже выстоявший на трех операциях, в изнеможении застрял на подобающем обращении. Генерал? Секретарь? Следователь? — В целях психотерапии, для благотворного воздействия на сознание и скорейшего заживления…

— С песиком все понятно. Я про больную спрашиваю, — зашипел ревизор и склонился над ухом Васильева. — Она ненормальная. Ей место не в травматологическом отделении, а в клинике неврозов или вообще в дурдоме. За деньги взяли — палата-люкс, говорите? Прошу пригласить к ней психиатра, пусть осмотрит и напишет официальное заключение.

Тут все замялись. Дмитрий Дмитриевич кашлянул в кулак, Анастасия Анастасовна с преувеличенной сосредоточенностью занялась шлангом, а начмед, звавшийся французской фамилией д'Арсонваль, повелел Васильеву молчать — разумеется, тайным знаком.

Но тот — обычно немногословный — проговорился.

— Видите ли, Сергей Борисович, наш приходящий психиатр — иным не располагаем — Иван Павлович Ватников… он сам того-с… он лег на лечение по причине расстроенных нервов… работа-то сами знаете, какая, с каким контингентом приходится…

Внутри Васильева закипало несвойственное ему бешенство. Он был из тех, кого медленно запрягают, зато потом… И ему не понравилось вырвавшееся у него неожиданное холуйское "того-с". Медовчин обозначился в его уме как фигура недружественная и вредная.

— Понятно, — Медовчин безапелляционно щелкнул себя пальцем по горлу.

Начмед многозначительно промолчал.

— Тоже, небось, у вас приютился, в каком-нибудь люксе?

Всеобщее молчание оказалось красноречивее слов.

— Тогда проводите меня к нему, и мы — если только он еще не нарушил режим и как свинья не напился — совместно решим судьбу этой барышни. Полюбовно. Собаке в отделении не место.

— Он на больничном и не вправе давать заключения…

— Я выпишу его с больничного, если он не даст заключения! — загремел Медовчин.

— Тебя отнимают у мамочки! — взвизгнула пациентка. Глаза у нее налились кровью, волосы встали дыбом.

Не считая нужным ей отвечать, ревизор выплыл в дверной проем. Вышли и остальные; в коридоре вся процессия еще раз задержалась над оскорбительными экскрементами.

— Странно это как-то, — пробормотал Васильев, сдвигая колпак и почесывая в затылке.

— И что же здесь странного? — надменно усмехнулся посланец с далекой санэпидемстанции — такой удаленной, что временами она казалась космической, пересадочным узлом между непохожими цивилизациями, порядок для которых, однако, един и обсуждению не подлежит.

— Больно много дерьма, — объяснил заведующий. — Посмотрите, какая калабаха. Вы же видели собачку — разве в ней этакое поместится? Да она лопнет!

— Голова у вас лопнет, глупостями какими-то забита, — пробормотал Медовчин и разрешил проводить себя ко второму люксу, где медленно, с обострениями и ремиссиями, приходил в себя приходящий психиатр Ватников. Но про дерьмо запомнил — да и не забывал.

Уже миновали многие месяцы, оставив события, уложившие Ивана Павловича Ватникова на больничную койку, далеко позади, а он все лежал и никак не мог уцепиться за утраченное душевное равновесие. Оно парило рядышком, на расстоянии вытянутой исхудавшей руки, но стоило протянуть руку, как последнее оборачивалось расстоянием вытянутой реки с неисследованными истоками и страшным устьем. Река впадала в океан помешательства, глубины которого пронизывались то жаркими, то ледяными течениями. Душевное равновесие, когда к нему не тянулось, напоминало воздушный шарик с глупенькой нарисованной бабочкой. Шарик, меняя цвета и форму, висел посреди палаты и напоминал Ивану Павловичу о счастливых временах, когда он прочно стоял на земле и не имел несчастия связаться с доморощенным сыщиком Хомским. Хомский, завсегдатай "Чеховки", был горький пьяница и бомж; за всеми следил, обо всех доносил, все и повсюду вынюхивал, пока не взялся расследовать убийство одного неприятного пациента и мало того — втянул в расследование самого Ватникова, который, напротив, должен был вылечить его, Хомского, от необычной тяги к следственным мероприятиям. В итоге Хомский при загадочных обстоятельствах трагически свалился с больничной крыши и погиб, а у Ивана Павловича, впитавшего детективные умопостроения Хомского, свалилась сама крыша. Его насильно выпроводили в отпуск, приплюсовав какие-то донорские дни и сверхурочные часы, да еще припомнили совместительство и заместительство, но Ватников вернулся из отпуска совсем невменяемым, еще больше больным, чем перед отъездом. Убийство отныне занимало все его мысли, он ничего не понимал, и вот в такие минуты ему являлся в мыслях покойный Хомский: весь искривленный, в обязательной своей кофте, заросший, с лукавинкой в глазах. "А вы, доктор, выпейте, и многое прояснится", — советовал Хомский. Ватников послушно выпивал, и фантазии разрастались; Хомский доказывал ему свою версию случившегося, а дополнительно рассказывал о других, не менее темных и запутанных делах, которые ему и поныне приходится разбирать в потустороннем мире — в чистилище. "Там самое следствие и творится, — внушал вдохновенный Хомский. — Надо же разобрать — кого на Небеса, а кого — в Преисподнюю. Меня зачислили в штат, я теперь в капитанском чине…"

После этого, как было промеж ними заведено, заговаривали о демонах. Ватников рассказывал Хомскому о том, как знаменитому Сведенборгу было открыто, что каждому продукту питания и питья соответствует свой демон. Мясной демон, рыбный демон, пивной демон и так далее.

"Ведь не случайно, — воодушевлялся Иван Павлович, — Светящееся Существо, которое ему явилось, добродушно и с юмором посоветовало: не ешь так много. Да и посты, наверное, церковники придумали неспроста."

Хомский полностью соглашался с Ватниковым и напоминал, что человек состоит из того, что он съедает, полностью обновляясь физически через каждые девять лет. Ему просто больше не из чего состоять.

"Откуда вы это знаете, Хомский? — дивился Ватников. — Ведь вы лицо далекое от медицины…"

Тот уклонялся от прямого ответа и гнул свое: "…А это означает, что все демоны, повелевающие съеденным, тоже никуда не деваются, живут себе. Демон говяжьих сарделек, демон селедки в винном соусе, демон пельменей и Сатана настойки боярышника. Все они поселяются в образовавшемся доме и командуют, требуя, стало быть, то пельменей, то настойки."

Оба надолго задумывались. Бывает же иногда, что человека поражают совершенно обыденные факты. Они, каждый сам про себя, рассуждали: вот идешь ты себе, несешь за горлышко бутылку пятизвездочного коньяка. Он покачивается вне тебя, ты покачиваешься вне его. И неожиданно то, что ты держишь вне себя, сейчас перейдет в тебя и сделается тобой. А ты сделаешься им. Ведь это две разные идеи, два прообраза — до поры неслиянные. Не так ли и все остальное? Фабрика Звезд, честное слово. По их количеству. Она же Звездная пыль. Ах, уже на сапогах…