Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Поротников cтр.№ 11

Кашафеддин отвесил поклон Гель-Эндам и отошел в сторонку, уступив место Хайбулле.

Голос у Хайбуллы был не такой сильный, как у Кашафеддина, поэтому он расположился поближе к Гель-Эндам и Олегу. Читая свою оду, Хайбулла заметно волновался, отчего на его лице выступили красные пятна.

Поэма Хайбуллы была выстроена в жанре масневи, в котором героические мотивы превалируют над лирическо-романтическими темами. Масневи в переводе с арабского означает «сдвоенный». Основой масневи является двустишие-бейт со смежной рифмой. Поэма-масневи выстраивается из множества двустиший, каждое из которых имеет свою рифму. Для восхваления ханов и полководцев жанр масневи имеет явные преимущества над касыдой. Недаром знаменитая поэма Фирдоуси «Шах-наме» была написана в стиле масневи.

Подражая Фирдоуси, Хайбулла изобразил Урус-хана в своей поэме эдаким непобедимым воителем, схожим с легендарным витязем Рустамом. Вся хвалебная ода Хайбуллы состояла из описаний походов и сражений Урус-хана. Завершающим эпизодом поэмы было описание разгрома Мамаевых войск храбрыми туменами Урус-хана.

Поэма Хайбуллы была гораздо длиннее касыды Кашафеддина, и по своему смысловому содержанию она имела явное преимущество, так как личность Урус-хана занимала в ней центральное место.

Олег по глазам Гель-Эндам понял, что поэма Кашафеддина ей больше понравилась, но первенство в этом творческом состязании она все же оставляет за Хайбуллой, отдавая должное его поэтическому мастерству. Все-таки темой для поэм было прославление непобедимого Урус-хана. Олег тоже высказался в поддержку Хайбуллы, когда Гель-Эндам пожелала узнать его мнение.

Хайбулла расплылся в самодовольной улыбке, когда Гель-Эндам вручила ему, как победителю, прекрасное перо из хвоста павлина.

— Это еще не окончательная победа, друг мой, ведь настоящее поэтическое состязание впереди, когда Урус-хан вернется из похода и когда все приехавшие в Сарай поэты представят свои творения, — сказала Гель-Эндам Хайбулле. — Однако твой сегодняшний успех говорит о том, что ты славно потрудился над своей поэмой и станешь серьезным соперником для остальных поэтов, которые еще не закончили свои оды.

Кашафеддин не смог скрыть своего огорчения тем, что Гель-Эндам отдала первенство в этом споре не ему, а Хайбулле. Схватив со скамьи лютню-думбрак, Кашафеддин заявил, что помимо касыды он сочинил еще песню в честь Урус-хана.

— Прекрасная госпожа, позволь мне исполнить эту песню здесь и сейчас, — умоляюще промолвил Кашафеддин.

Гель-Эндам милостиво кивнула ему.

Усевшись на скамью, Кашафеддин чистым протяжным голосом запел песню о быстром соколе, который, летая высоко в небесах, стремительно настигает уток и чирков, подобный молнии. Угодив в силок охотника, гордый сокол стал жить в юрте Урус-хана, который любил выезжать с ним на утиную охоту. Стремительный полет сокола, разящие удары его клюва и когтей вдохновили Урус-хана на военные подвиги. С младых лет наблюдая за быстрокрылым соколом, Урус-хан стал таким же неудержимым и непобедимым воителем.

Песня Кашафеддина была прервана самым неожиданным образом. Во внутренний дворик стремительно вбежал дворецкий Байсункур, смуглолицый и рыжебородый. На его одутловатом лице с темными выпуклыми глазами было выражение смятенной растерянности. Длинный полосатый халат на дворецком был испачкан в пыли. Судя по всему, он где-то споткнулся и упал, когда бежал сюда.

— Только что прибыл гонец, госпожа, — задыхаясь, выкрикнул Байсункур. От волнения он даже не поклонился Гель-Эндам. — Гонец привез ужасные вести! Урус-хан разбит Мамаем!

Гель-Эндам стремительно вскочила с подушек.

— Жив ли Урус-хан? — побледнев, спросила она.

— Неизвестно, госпожа, — ответил дворецкий, утирая пот со лба и поправляя чалму на своей голове.

— Кто же послал вестника в Сарай? Разве не мой муж? — вновь спросила Гель-Эндам.

— Гонца прислал Кутлуг-Буга, — проговорил Байсункур. — Все войско Урус-хана рассеяно по степям, многие военачальники убиты или угодили в плен. Кутлуг-Буга сам чудом ушел от опасности, воины Мамая гнались за ним по пятам.

Кутлуг-Буга являлся старшим сыном Урус-хана. Он был рожден Урус-хану его первой женой, которой ныне уже не было в живых.

— Гонец поведал также, что Кутлуг-Буга не собирается оборонять Сарай от Мамая, — продолжил Байсункур. — Кутлуг-Буга намерен собрать рассеявшиеся тумены своего отца и идти за реку Яик, чтобы занять ханский трон в Сыгнаке.

— Что же нам тогда делать? — промолвила Гель-Эндам, побледнев еще больше.

— Госпожа, всем нам нужно как можно скорее покинуть Сарай и догнать отряды Кутлуг-Буги возле переправы через Яик, — сказал Байсункур. — Я уже отдал распоряжения слугам и конюхам собираться в дорогу. Госпожа, тебе и твоим служанкам тоже надо спешно укладывать вещи в сундуки и походные сумы. Конница Мамая уже мчится к Сараю! Коль мы промешкаем, то угодим в лапы к Мамаю! — Дворецкий взглянул на Олега и добавил: — Князь, тебе тоже лучше поскорее уйти из Сарая. Мамай не пощадит тебя, когда узнает, что ты хотел заручиться дружбой Урус-хана.

Олег без промедления покинул ханский дворец, даже толком не попрощавшись с Гель-Эндам. Известие о поражении Урус-хана ввергло его в некоторую оторопь. Рязанский князь чувствовал себя игроком, ставка которого оказалась битой. А ведь с этой ставкой Олег связывал большие надежды для укрепления своего княжества.

Слух о том, что Урус-хан разбит Мамаем, стремительно разлетелся по всему Сараю. Огромный город загудел, как растревоженный улей. Богатые горожане и приезжие купцы торопились убраться из Сарая куда подальше. Улицы Гулистана были забиты крытыми повозками, в которых сидели женщины и дети, мулами и верблюдами, груженными кладью, мужчинами в дорожной одежде, сидящими верхом на конях. Проталкиваясь сквозь эту толчею, Олег и двое его слуг с немалым трудом добрались до дома эмира Бухтормы.

Увидев во дворе дома две повозки и вьючных лошадей, Олег мигом смекнул, что Бухторма и его домочадцы тоже собрались покинуть Сарай.

— Что станем делать, княже? — проговорил боярин Брусило, едва увидев Олега. — Бухторма и его семья собрались ноги уносить из Сарая.

— Пора и нам отчаливать отсель, боярин, — сказал Олег. — И поживее, а иначе без голов останемся! По слухам, Мамай уже близко.

Олеговы челядинцы торопливо толкали в мешки и сундуки съестные припасы и пожитки, бегая по комнатам и топая сапогами. На первом этаже дома также стоял шум от мечущихся слуг и сердитых окриков Бухтормы, его жен и нукеров.

Переодеваясь из нарядной одежды в дорожную, Олег слышал у себя за спиной ворчанье боярина Громобоя:

— Вот за каким хреном мы притащились сюда, а? Кланялись в пояс Урус-хану, роздали кучу даров ему и приближенным его — и все напрасно! Где теперь Урус-хан? Его поди и в живых-то уже нету. Как теперь перед Мамаем оправдываться будем? Мамай все едино проведает о том, что послы из Рязани побывали у злейшего недруга его. Ведь говорил я, что не следует ехать в Орду, покуда не станет ясно, кто здесь окончательно возьмет верх, Урус-хан или Мамай.