Конокрад и гимназистка - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Щукин cтр.№ 47

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Конокрад и гимназистка | Автор книги - Михаил Щукин

Cтраница 47
читать онлайн книги бесплатно

— Григорий покойный приснился… Синий весь, а глаза — желтые; схватил меня за грудки и тянет, тянет к себе, как бы поцеловать хочет. Обижается, видно, что я его в наше дело втянул. Жалко мужика, не надо было мне его втягивать. Да теперь уж не переиначишь.

— Может, ты и сам жалеешь, что согласился? — спросил Николай Иванович.

— Ну, ты сказал! Я по своей воле; я, можно сказать, со всей душой обрадовался, когда ты появился. Мне до самого конца веревочку эту размотать желательно. Ладно, давай спать. Господи, помилуй!

Кузьма широко зевнул, перекрестился и скоро снова захрапел, но после тычка в бок затих, а Николай Иванович лежал без сна и теперь думал о том, что слишком много людей оказались вовлеченными в его опасное предприятие. И это обстоятельство его пугало, потому что он привык действовать, рассчитывая только на свои силы, но в этот раз без помощников нельзя было обойтись, и он их нашел, но теперь, помимо его воли, все они подвергались опасности. И это было странное, непривычное для Николая Ивановича чувство — беспокоиться за других людей. Сначала он пытался от него избавиться, но не вышло. Теперь он уже не пытался с ним бороться, а только старался все делать так, чтобы опасностей было меньше. На самом же деле, несмотря на его старания, этих опасностей становилось все больше.

Во сне Кузьма заворочался, что-то невнятно забормотал, и Николай Иванович еще раз ткнул его локтем в бок, заставив утихнуть.

С Кузьмой судьба свела Николая Ивановича при обстоятельствах необычных, можно даже сказать — исключительных. Николай Иванович, прибыв в Ново-Николаевск и устроившись в гостинице «Метрополь», в первые дни ничего не предпринимал, а только знакомился с городом. Прогулялся по Николаевскому проспекту, затем зашел в справочную контору господина Литвинова, где поинтересовался ценами на продукты, приобрел адресную книжку и все номера газеты «Алтайское дело», какие оказались в продаже, побывал в кинематографе господина Махотина и даже забрел ради любопытства на городской рынок, который поразил его изобилием и дешевизной. Особенно рыбный ряд, где рыбу продавали не иначе как мешками, насыпая ее с мерзлым стуком деревянными лопатами. Отдельно, воткнутые прямо в снег головами, торчали, словно столбы в частоколе, здоровущие осетры. Николай Иванович не удержался и купил десяток мерных стерлядок — за копейки — и, посмеиваясь над самим собой, пошел дальше с увесистым пакетом, перехваченным бечевой.

Рынок жил своей жизнью: шумел, галдел, торговался. Но вдруг его ровный шум прорезали громкие крики, ругань и отчаянный женский визг. Любопытный народ потянулся на бесплатное зрелище. Подошел и Николай Иванович, протолкавшись через густую толпу.

Возле низенькой лавки с покосившейся вывеской: «Мясо всегда свежее» топтался городовой, угрожающе вытягивал шашку из ножен и сорванным хриплым голосом выкрикивал:

— Не подходи, дурила, не подходи! Я при службе!

А к нему рвался, выплевывая изо рта бессвязные матерки, рыжебородый мужик без шапки, без полушубка, в одной рубахе, располосованной до пупа. Рвался так отчаянно, что еще несколько мужиков едва сдерживали его, выворачивая руки. Возле них, пыхтящих и запыхавшихся, мельтесила совсем молоденькая девчушка, визжала и время от времени вскрикивала:

— Папенька! Папенька!

— Не подходи! Не подходи! — продолжал голосить городовой и все тянул, тянул шашку из ножен.

Вдруг девчушка оборвала свой пронзительный визг, упала на колени и поползла к рыжебородому мужику, вытянув руки, и на всхлипе стала умолять:

— Папенька, не надо, папенька…

Мужик наткнулся взглядом на нее, ползущую на коленях по снегу, перестал материться и обмяк. Сплюнул под ноги, тихо сказал:

— Встань, доча, все… черт с ними, пусть подавятся! Да пустите меня! Сказал — все!

Мужики отпустили его, он постоял, покачиваясь, затем шагнул, бережно поднял девчушку и повел ее прочь. Кто-то накинул ему на плечо полушубок, нахлобучил шапку на голову — мужик даже не обернулся. Уходил, обнимая одной рукой девчушку, а столпившийся народ смотрел ему в спину, сочувственно вздыхал. Какая-то словоохотливая бабенка бойко рассказывала для несведущих:

— Да Кузьма это, Подрезов, он в этой лавке мясом торговал. Дочка ему пособляла. Вот Чукеев, черт краснорожий, пристав наш, и выглядел ее, начал сомущать на стыдное дело, она отцу пожаловалась, а Кузьма, не будь дурак, пошел да и выложил все чукеевской супруге: дескать, образумь своего муженька. Та и образумила, говорят, сковородником отваживала. С тех пор «крючки» ему житья не дают, все придираются, а намедни совсем лавку закрыли и торговать не велят, будто бы у него мясо протухлое… У Кузьмы одни убытки, да разве с нашей полицией свое выспоришь… Разорят мужика под корень, как пить дать — разорят…

Бабенка еще что-то рассказывала, но Николай Иванович уже не слушал ее, быстро выбираясь из толпы. Выбравшись, он пошел следом за Кузьмой и его дочерью, дошел до самого его дома, запомнил, а уже на следующий день заявился в гости.

Кузьма встретил его настороженно, но когда уяснил — в каком деле от него помощь требуется, вспыхнул, как кусок бересты.

— Мне от них житья все равно не будет. Не мытьем, так катаньем достанут. А сидеть и ждать, как овечка, когда на убой потянут, — вот им, сволочам! Кузьма Подрезов сапоги им лизать не станет, у него спина не гнется. Тебя, господин хороший, мне не иначе как Бог послал. Можешь на меня надеяться, без сомнений.

Николай Иванович, направляясь к Кузьме Подрезову, конечно, надеялся, что его предложение будет принято, но уж никак не ожидал, что оно будет принято столь горячо. Еще больше он удивился, когда Кузьма отправил дочь к родственникам в Сузун, а дом свой и лавку продал; последнюю, правда, по совсем бросовой цене, но сильно по этому поводу не переживал, говорил Николаю Ивановичу:

— Я наполовину ничего не делаю. Коли взялся за дело, запрягайся в хомут по всей правде, а не сбоку прискакивай. Говори, Николай Иванович, что делать надо.

Помощником он оказался незаменимым: смелым, осторожным и хитрым. А самое главное — надежным. Теперь, по прошествии времени, Николай Иванович верил ему, как себе.

Скоро Кузьма привел худого и злого даже на вид мужика. Это был Григорий Кузьмин, тоже бывший лавочник, разорившийся до основания и потому сердитый на весь мир. Григорий предоставил свой дом в полное распоряжение Николая Ивановича, был расторопен и абсолютно бесстрашен, хотя иногда он даже Николая Ивановича пугал своей неудержимой злостью.

Нет больше Григория Кузьмина…

Раздумывая обо всем этом, Николай Иванович снова поймал себя на мысли: люди, собравшиеся вокруг него, становились близкими, почти родными, и он начинал беспокоиться о них так, словно кому-то давал обещание, что не упадет с их голов ни единый волосок. Да куда там… О волосках ли речь, когда уже одна голова пропала? Николай Иванович ставил себе в вину смерть Григория, мучился и даже не пытался найти оправданий.

На улице совсем стихло. Гонтов в последний раз подбросил дров в железную печку, улегся и уснул.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению