Люди книги - читать онлайн книгу. Автор: Джералдин Брукс cтр.№ 64

— Вообще-то это не полагается, — предупредила меня Марианна, — поэтому лучше тебе об этом не распространяться.

Очевидно, женщина-криминалист по-настоящему заинтересовалась историей книги и согласилась сделать анализ в нерабочее время.

Как бы поскорее узнать, прояснил ли Озрен вопрос, связанный с бабочкой: в какой горной деревне находилась Аггада во время Второй мировой войны? Если он получил информацию, надо будет включить ее в отчет. Обычно документы такого рода сухи, как озеро Эйр, и техничны, как отчет француза Мартелла. Они крутятся вокруг количественных вещей: сколько в книге дестей, сколько листов в одной дести, рассказывают о состоянии нитей, числе отверстий, через которые эти нити продеты, и так далее. Надо бы сделать этот отчет по-другому. Рассказать о людях, у которых была эта книга, о тех, кто ее сделал, пользовался, оберегал ее. Я хотела, чтобы мой рассказ держался на книге, как на оси, был бы к ней подвешен. Поэтому писала и переписывала отдельные моменты предыстории, так сказать «приправляла» ими технические вопросы. Пыталась осмыслить изгнание евреев из Испании, рассказывала о поэтических летних вечерах в прекрасных английских садах, о том, как говорившие по-арабски евреи свободно общались со своими мусульманскими и христианскими соседями. Хотя и не могла знать историю писца и иллюстратора, пыталась показать значение их работы, объясняла детали их ремесла, рассказывала о том, что представляли собой средневековые мастерские и о положении ремесленников в обществе. Затем мне захотелось передать напряжение, которое создала вокруг себя инквизиция, хотелось описать изгнание евреев, костры, кораблекрушения и страх.

Когда работа застопорилась, я позвонила местному раввину из Хэмпстеда и стала у него допытываться: что делает соль кошерной.

— Вы удивитесь, если узнаете, сколько людей задает мне этот вопрос, — сказал он немного устало. — Ну как можно сделать соль кошерной? Нужно просто взять правильную соль и сделать кошерным мясо, то есть убрать из него все следы крови, потому что евреи, соблюдающие законы, кровь не употребляют.

— Вы хотите сказать, что любая крупная соль может быть кошерной? И не имеет значения, каменная это соль или выпаренная из морской воды?

— Верно, — согласился он. — И в ней не может быть примесей. Если в ней есть, к примеру, декстроза, которую добавляют к соли вместе с йодом, то употреблять такую соль на Пасху нельзя, потому что декстроза происходит из зерна.

Я не стала расспрашивать его, почему зерно на Пасху не может быть кошерным, потому что твердо знала: никто не добавлял декстрозу в соль перед Пасхой. Но я использовала услышанный мной факт как доказательство того, что Аггада перенесла путешествие по морю. Возможно, это случилось во время изгнания евреев. Об этих страшных морских путешествиях живо рассказывали источники того времени.

Я описала еврейскую общину в венецианском Гетто, в котором скученно проживали эти люди, рассказала о давлении цензуры как в целом, так и в отношении еврейских книг, поведала о коммерческих и культурных отношениях, связывавших итальянскую еврейскую общину с ее собратьями по другую сторону Адриатики. Высказала предположение, что книга могла прийти в Боснию с кантором по имени Коэн. Так увлеклась своим отчетом, что напоминала себе Алису, свалившуюся в кроличью нору и позабывшую обо всем на свете. Когда в дверь позвонили, я едва не взорвалась.

Увидела в окно курьерский автомобиль и пошла вниз отворить дверь, бессмысленно разозлившись на то, что Марианне привезли какой-то пакет и прервали тем самым мою работу. Но оказалось, что это мне курьер привез пакет из Галереи Тейт. Я расписалась за него. Внутри оказалось письмо, которое мне направляли уже из Бостона. Выходит, послание носилось за мной по всему свету.

Я с любопытством вскрыла конверт. Там лежал амбротип [34] и статья, написанная размашистым почерком фрау Цвейг. На фотографии в официальной позе запечатлены мужчина и женщина: она сидит, он стоит сзади, положив руку ей на плечо. Кто-то (вероятно, фрау Цвейг) нарисовал кружок возле повернутой в пол-оборота головы женщины. К ее сережке направлена стрелка.

В письме фрау Цвейг никакой преамбулы, а выраженный в письменной форме вопль: «Проверьте это! Представляет ли серьга этой фрау часть пропавшей застежки? Помните описание крыла в отчете Мартелла? Оказывается, Миттл умер от отравления мышьяком после того, как поработал над Аггадой. Он страдал от сифилиса (как, по меньшей мере, половина жителей Вены), а муж этой фрау, доктор Франц Хиршфельдт, лечил его от этой болезни. Мне удалось это узнать только потому, что Хиршфельдта судили за убийство Миттла. Ему удалось выкрутиться — он всего лишь пытался помочь человеку, — но дело это впоследствии стало частью истории австрийского антисемитизма.

Позвоните мне, когда получите это письмо!»

Разумеется, я тут же взялась за телефон.

— Я думала, вы никогда не позвоните! Всегда считала, что австралийцы ленивы, а вы, похоже, всех переплюнули!

Я объяснила насчет письма и сказала, что звоню в ту же минуту, что его получила.

— Ну а теперь я охочусь за другой частью застежек — розами… Можете мне поверить, такого удовольствия я еще не испытывала…

Я глянула на часы и поняла, что опаздываю в Скотленд-Ярд. Пробормотала слова благодарности фрау Цвейг, накинула куртку и решила взять такси. На метро мне, конечно же, не успеть. Пока ждала такси, снова позвонила Озрену. Хотела сообщить ему новость о застежках и прихвастнуть немного о своем отчете. Музейная сотрудница была так же лаконична, как и накануне библиотекарь:

— Его нет. Перезвоните.

Я поймала частную машину, такси без лицензии, потому что официальные черные лондонские машины стали невероятно дороги. Меня едва не хватил удар по дороге из Хитроу: счетчик показал сто австралийских долларов, а мы к этому моменту еще из Хаммерсмита не выехали. Машина, которая ко мне пришла, оказалась потрепанным серым вэном, зато водитель выглядел потрясающе: это был индус с великолепными длинными дрэдами. В машине слегка пахло гашишем.

Я сказала, куда ехать.

— Вы кто, агент «Вавилон»?

— Что?

— Мусор?

— А! Вы имеете в виду полицейский? Нет, дружок. Просто хочу навестить их.

Он остановился в двух кварталах от указанного мной адреса.

— Там у них собаки-ищейки, — объяснил он.

Поскольку он взял с меня всего десять фунтов, протестовать не стала, хотя и шел дождь. Теперь мне хватит на обратную дорогу в черном кэбе. Дождь в Лондоне не такой, как в Сиднее. У нас, если уж пойдет, так пойдет: вмиг превратит дороги в реки. В Лондоне он моросит более или менее постоянно, хотя и зонтик при этом раскрывать не обязательно, такой уж он мелкий. Я даже выиграла у лондонцев несколько напитков, поспорив с ними, в каком из двух городов выше средняя норма осадков.

У главного входа, в вестибюле, маячила женщина. Она вышла, как только я стала подниматься по ступеням.