Записки рыболова - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Анисимов cтр.№ 5

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Записки рыболова | Автор книги - Андрей Анисимов

Cтраница 5
читать онлайн книги бесплатно

Язык Буковины схож с польским, и женщина кое-как смогла объяснить свое положение. Тем временем муж, утомившись у руля, решил отдохнуть и, войдя в домик-прицеп, обнаружил отсутствие супруги. Путем дедуктивных размышлений, сообразительный шляхтич понял, что случилось, но не вспомнил место своей остановки. В работе по воссоединению семьи из братской Польши приняло участие огромное количество самых разных людей, и история закончилась хэппи-эндом.

В Черновцах, европейском с готическим налетом городке, мы без труда разыскали брата таксиста, и тот конвейером дружеских связей, поселил нас на прудах в охотничьем доме, принадлежавшем партийным тузам Буковины. Домик стоял километрах в тринадцати от города, имел несколько комнат увешанных рогами, холодильник, много диванов и своим балконом выходил на каскад прудиков. Налет своеобразного партийного шика казался нам необычайно комичным, а прудики скорее декоративными. Рано утром я взял удочку и вышел на разведку. Червяков в сухой пыли разыскать мне не удалось. Зная, что карась, а присутствие его в водоеме наблюдалось невооруженным глазом, не откажется от хлебной приманки, я сделал из хлеба нечто вроде массы, и забросил нехитрую снасть с бережка. Через минуту я вынул карасика размером с ладонь. Улов заставил меня развеселиться. Проехать столько верст, для такого скромного трофея, мне показалось смешным. Следующий заброс доказал, что я не прав. Поплавок ушел под воду, а спуск и глубина прудика, где я начал ловлю не превышал метра. Я подсек. В результате что-то без всяких усилий, не напрягаясь, оборвало мою леску. Я перестал веселиться, ручонки мои затряслись. Я снова нацепил мякиш и закинул удочку. Карасик с ладошку ни заставил себя упрашивать, но я уже не расслаблялся. Компания продолжала спать, поскольку раннее утро, время рыбака, а рыбаком в компании числился я один. Сторож домика, поселив нас, с удовольствием отбыл в город, а никого другого в радиусе десяти километрах я не видел.

К одиннадцати часам натаскал ведро карасиков. Все они, как близнецы были одного размера и мерцали золотом бочков. Закончив с рыбалкой, я бросил остаток хлеба в пруд, и уже хотел отправиться будить компанию и требовать помощи в зачистке улова, как замер пораженный. Плавающий кусок хлеба внезапно исчез. Причем, не растащенный стайкой карасиков, а одним махом. Огромный круглый рот засосал ломоть, оставив на воде легкие расходящиеся круги. Я побежал в дом, отломал корку хлеба, привязал к концу снасти несколько мелких крючков и, сняв груз, направился обратно к прудику. Забросил хлеб без груза, и он поплыл слабо гонимый ветерком. Прождав, я снова сменил хлеб, и снова забросил, поскольку старый намок и начал притопляться. Я, конечно, сообразил, что гигантский, круглый рот может принадлежать только карпу. Но обладатель такого ротика обязан был весить больше десяти килограммов.

Напрасно друзья и дама сердца требовали моего участия в застольях и беседах. От пруда, стойко вынося остракизм компании, я не отходил целый день. Должен сказать, что мой соавтор по написанию сценария, режиссер, Владимир Сергеевич Иогельсен (увы, его уже нет в живых) человек необычайной судьбы и большой мастер, как бы теперь сказали, приколов. Он был на много старше меня. Учился в довоенном Ленинграде вместе с такими корифеями, как режиссер Борис Равенских, артист Аркадий Райкин, и единственный из живущих ныне Никита Богословский. Страсть последнего к розыгрышам давно стала легендой. Иогельсен в этом искусстве не очень отставал. Хотя в его судьбе веселого было мало. Оказавшись на гастролях с театром в окруженном немцами Пятигорске, Владимир Сергеевич попал в плен и провел остаток войны в Гамбурге. Там, под бомбами американских союзников, играл пьесы для заключенных в русской труппе вместе с загадочной Ольгой Чеховой. После освобождения Красной армией провел пятнадцать лет в лагерях, уже наших. После смерти вождя народов Владимира Сергеевича выпустили на свободу и дали курс в Ташкентском театральном институте. Пережив блокаду, немецкий плен и наши лагеря, он умудрился сохранить оптимизм и острый наблюдательный глаз режиссера. А мой вид, в носовом платочке вместо панамы, с покрасневшим от чрезмерного загара пузом, и с удочкой в дрожащей руке, повод для издевательств давал. Но ни его уничижительные насмешки в присутствии дамы сердца, ни соблазн холодного пива в тени террасы, ни жаркое настырное солнце не могли оторвать меня от прудика. Часов в шесть вечера я своего дождался. «Рот» взял хлеб и я подсек. Леска не порвалась. Но в долю секунды с треском лопнул пластик удилища и его конец, под моим удивленным взглядом, скрылся в пучине. Затем, в центре пруда огромный карп вылетел на пол метра и, с грохотом разметая фонтаны брызг, ушел под воду. Поплавок и конец удилища я извлек, зайдя по шею, но карпа на леске давно не было. Следующий день я снова дежурил на берегу. Карасики растаскивали мою корку, но ОН больше не появлялся. Через три дня вернулся сторож и поведал, что в этих прудах рыбачить смертным запрещено, и карп здесь вырастает до пятнадцати килограммов. Ловить его можно на жмых. Но если я очень хочу, он возьмет сеть и карп наш. От этого предложения я с возмущением отказался. Победить рыбу таким нечестным способом, мне казалось недостойно.

– Секретарь райкома не рыбак. – Сообщил сторож. Поэтому дальнейшая судьба великана могла сложиться удачно.

Прожив в партийном домике четыре дня, мы поехали на машине брата московского таксиста в Черновцы, и там мой тбилисский друг нашел письмо своей балеринки. Она уже два дня томилась на частной квартире. Встреча друга с возлюбленной навернула слезы на наши глаза. Вечером на террасе охотничьего домика состоялась помолвка, и мы наутро, с трудом свинтив организмы после ночного застолья, отправились в Кишинев. В этом путешествии случилось еще немало всевозможных приключений, но к рыбной теме они отношение не имели, и рассказывать о них я тут воздержусь.

От волжского мата к семейному скандалу

Есть такие кусочки земли, которые почему-то привязывают тебя на много лет. Туда тянет, как домой, и ты начинаешь вить там, пусть временное, но свое гнездо. Таким местом для меня стало озеро Селигер. До Селигера я обживал Волгу. Рыбачил в ближайшей под Москвой Новомелкове, тащился на мешочном рыбинском поезде с Савеловского вокзала до Скнятина. В Скнятине егерем служил мужик Саша вместе с Кантария нацепивший красный флаг над поверженным Рейхстагом. Там, в охотхозяйстве Министерства обороны я наблюдал, как упрямый генерал, с раннего утра краснея, и наливаясь злостью, дергал шнурок своего лодочного движка, а к полудню получил удар и отошел в иной мир. Забирать тело бедняги прибыл военный оркестр.

Генералы там бывали часто. Я это помню, потому, что Саша, строя шалаши для генеральской охоты волновался, какие приедут чины и каких размеров у них живот. Шалаш маскирует стрелка от утки и живот охотника должен в шалаше умещаться.

Долгая привязанность к Волге скорее запомнилась местными жителями, необычайно колоритным и нежным матом. Тот же Саша, переправив меня через реку, поезд останавливается с другой стороны, поднимался в свою деревню. Тяжелый мотор он играючи нес на плече. Возле крыльца стояла заплаканная девочка с хилыми русыми косичками, тонкими кривыми ножками и выразительной соплей в одной ноздре меленького курносого носика. Девочка плакала, потому что не могла открыть дверь.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению