Единственные - читать онлайн книгу. Автор: Далия Трускиновская cтр.№ 30

Он встал, выпил целый стаканчик и показал, как ровненько ходит по щели между половицами. Илона решила, что у нее получится не хуже. Но чача действительно била по ногам. Буревому пришлось ее подхватывать, чтобы не села на пол.

– Дурашка, – усмехнулся он.

Она запрокинула голову. Все было почти так, как с Яром, только без ощущения мужской руки на затылке.

Но рука появилась, твердая и уверенная.

И поцелуй был тот же самый.

– Вот как? – спросил Буревой.

– Да, – ответила она.

Отступать она не могла – перед ней встал во весь рост тот шанс, на который намекал Яр. Буревой тоже не собирался отступать – он выпил именно столько, сколько ему требовалось для ни к чему не обязывающих подвигов. Девчонка была хороша собой и на все готова.

И он сделал то, чего она желала, одновременно с долгим поцелуем.

Ее вскрику он не придал особого значения – все его женщины в постели были голосисты. Но потом он услышал слова:

– Ты мой единственный…

– А ты мой котенок, – ответил он и стал понемногу возвращаться в реальный мир.

Чача, как он и обещал, выветривалась, и легкие радостные мысли сменились тягостными: ой, мама родная, что же я натворил?

Буревой знал, что нравится всем девчонкам и дамам «Аншлага». Именно поэтому он соблюдал дистанцию. Он знал, что бывает, когда режиссер заводит в труппе фаворитку. Проработав полсезона в Риге, он участвовал в спектакле «Ромео и Джульетта», и там артистка, игравшая Кормилицу, была несколько моложе артистки, игравшей Джульетту. Объяснялось это просто – Джульетта была замужем за главрежем. Так что Буревой отлично знал, на что способны актрисы в погоне за ролями, даже если это студия при заводском ДК.

– Ты мой единственный, – еще раз сказала Илона. Это было вроде заклинания – ей казалось, что чем больше повторять, тем надежнее получится. А вот Буревому уже казалось, что он влип.

– Илонка, ты замечательная, – сказал он. – А теперь давай я тебя провожу на трамвай…

Но время было уже не трамвайное. Он посмотрел на часы и вздохнул: двери общаги заперты, выбраться Илонке почти невозможно. Значит, нужно ее тут оставить до семи утра. В семь начинается всякая суета, беготня по коридорам в душевую и обратно, толкотня на кухне, а не желающие стряпать спускаются вниз, где у вахтерши уже разогрет титан, чтобы взять кипятка. Это самое удачное время, чтобы выпроводить подругу. Все так и делают.

Илона лежала, закрыв глаза. Произошло важнейшее событие девичьей жизни, и она пыталась его осмыслить.

Все могло быть гораздо хуже! Если бы не Буревой – она бы осталась в педагогическом институте и сейчас, возможно, лежала бы в постели с законным супругом, курсантом-танкистом, которого выбрала по принципу «лучшее из худшего». И они бы, отдыхая, говорили примерно так, как отец и мать на кухне за ужином: о том, что нужно договориться в столе заказов насчет майонеза и попробовать брать сметану на рынке, хотя она и дороже магазинной. В лучшем случае – на какой фильм сходить в субботу. И потом она бы, напомнив супругу, что выглаженная рубашка висит не на дверной ручке, а в шкафу, заснула бы с чувством выполненного долга. Да еще и неизвестно, где бы они лежали! Может, если курсант уже получил офицерские погоны, в сырой и холодной комнатенке офицерского общежития где-нибудь за Уралом. И главной задачей было бы – найти, чем как следует законопатить окна. И первым утренним делом – одевшись как можно теплее, бежать к молочному магазину занимать очередь.

Даже если выходить замуж по любви – какая любовь выдержит холод, сырость, безденежье, очереди?

Яр был прав, думала Илона, нужно бороться за Буревого, первый шаг сделан, страх преодолен! Нужно бороться за своего единственного.

Вот он лежит рядом и молчит. Думает…

– Андрей!

– А?

– Ты о чем думаешь?

– Да вообще-то ни о чем…

Ответ неприятный, плохой ответ, но за приятные ответы тоже придется побороться.

И первое, что сделать, – перевезти Андрея к себе домой. Дома – удобства, а не грязная душевая в конце коридора, дома холодильник с продуктами – уж она позаботится, чтобы холодильник был всегда полон!

Не спятила бы мать, узнав такую новость!

А в это время мать, лежа в постели, прислушивалась к себе. Телевизор давно пожелал спокойной ночи, а читать она не любила. Что оставалось? Пока не накроет сном, выключить ночник и ждать – вдруг где-то что-то еще заболит? Боль в ногах как раз в темноте оживала. Нужно было искать такую позу, чтобы она притихла.

Дочь не пришла ночевать, но это уже не слишком беспокоило. Не пришла – и бог с ней, тут уж ничего не поделаешь, покатилась вниз – не остановишь. Мать сопротивлялась обстоятельствам, когда еще могла удержать Илону от постыдного падения. Падение, как она полагала, давно состоялось. И что она могла сделать?

Она могла только найти виноватого. Виноват был отец. Он не сумел быть настоящим отцом, в самое сложное время он попросту сбежал. Он оставил дочь, которую следовало всеми средствами удерживать от падения, и оставил жену – в одиночку держать дочь в ежовых рукавицах. И вот теперь забарахлило сердце, начались проблемы с давлением, стали болеть руки и ноги. Во всем этом виноваты муж и дочь.

Если бы был способ их наказать – мать бы, может быть, и наказала. Но реального способа не было, и она утешалась воображаемым. Она представляла себя в больнице, где она ни разу не лежала, почти умирающей, а возле кровати – плачущую дочь и растерянного мужа. Только так они могут осознать, кого теряют, только так. И она, мать, скажет им все – скажет, как они ее измучили, как она устала охранять дочь, как плакала втихомолку, когда ушел муж. Она им скажет, кто они такие – предатели!

Не было в мире никого, кто мог бы ее сейчас пожалеть.

Тот орешек в сердце опять возник, и незримый кулачок сжал его несколько раз. Это было не то чтобы больно, а ощутимо. И страшновато. И неприятно.

Ноги болели. И руки болели. И сон не приходил. Мать повернулась на бок, зажгла ночник и достала из тумбочки лекарства. Знакомая докторша выписала ей снотворное, но называла таблетки новым словом – «транквилизатор». Было еще два обезболивающих. Мать приняла оба, приняла транквилизатор, и через полчаса уже спала.

Проснулась она с большим трудом. Разбудила боль, но не сразу – сперва был просто сильный дискомфорт. Прислушалась. В квартире было совсем тихо. Мать села, растерла колени, растерла руки, вышла из спальни, заглянула в дочкин закуток. Дочери не было. Тогда мать стала собираться на работу.

Там не должны были знать, что ее допекает боль. И потому она обновила запас таблеток в сумке. Завтрак был прост – бутерброды с вареной колбасой и чай. Чаем она и запила пару таблеток.

В прихожей раздался знакомый звук – дочь проворачивала ключ в замке.