Рижский редут - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Дыкин, Далия Трускиновская cтр.№ 61

Во-вторых, имелись лифляндские казаки. Этими казаками Рига была обязана курляндскому гражданскому губернатору Фридриху фон Сиверсу, успевшему убежать из Митавы в Ригу.

Он кинул клич и призвал лифляндских помещиков отправить на войну каждого двадцать пятого человека. Он даже заранее назал этих людей лифляндскими казаками. И что же из этого могло произойти? Вообразите себе лето, исход июля, сельскую страду в поместьях, до которых война, скорее всего, не докатится никогда. Кто ж добровольно отдаст государству молодых здоровых парней? С большим трудом собрали первую сотню. Когда Сивере приехал за ней в Вольмар, то ахнул – ему от всей щедрости лифляндской прислали мужчин, младшему из коих едва ли не пятьдесят лет, слабых и малорослых, также не было ни одной лошади моложе пятнадцати лет. И это войско он, сидя в Риге, собирался наскоро обучить верховой езде, владению пикой и атаке лавой! Добровольцы Шмидта хотя бы были неплохими наездниками и умели пользоваться оружием.

Ясно было, что совершать рейды в тыл врага лифляндское казачество не может. Его в конце концов частью направили чинить рижские укрепления (и с этой повинности оно понемногу разбегалось), частью – патрулировать вдоль Двины, чтобы при опасности неприятельской переправы поднять тревогу.

Было, разумеется, и некоторое количество настоящих казаков в отряде общего любимца Левиз-оф-Менара – тех, кто составляли славу казачьих полков, прекрасных наездников, которые на низкорослых и быстрых своих лошадках показывали чудеса ловкости в кавалерийской атаке и считались также мастерами рукопашного боя. Их-то как раз посылали в дозор, но если в регулярной армии дозорные составляли ведеты, растянувшись цепью, или выезжали небольшими пикетами, иногда даже попарно, то у казаков был в ходу более надежный способ – бекеты. Они отправлялись отрядами по шесть человек и при необходимости могли принять бой. Разумеется, казаки находились в отряде Левиз-оф-Менара, а также то присоединялись к отряду Шмидта, то по мере необходимости с ним разъединялись. Немало покатались их прекрасно обученные кони на наших канонерских лодках и транспортах через Двину!

Моллер изучил «диспозицию» и спросил моих родственников, сами ли они до этого додумались. Родственники побожились, что сами, умолчав о причине своей стратегической гениальности. Роль сержанта Бессмертного они также утаили, хотя он сделал немного – всего лишь присоветовал им придумать для себя такое занятие, чтобы исчезнуть из Риги.

Далее родственники кричали и шумели, требуя не скучных вахт на фарватере напротив Рижской крепости, с разглядыванием в подзорную трубу унылого и плоского, как тарелка, выгоревшего курляндского берега Двины, а живого и горячего дела. Они восклицали: «Отечество в опасности!» Они рвались в бой, они требовали достойного применения своей отваге и талантам, и коли они, поучая Моллера, как ему командовать флотилией, действительно устроили на флагманском корабле такой галдеж, то диво, что контр-адмирал не приказал скинуть их с палубы в воду, дабы остудить безумный пыл. Впрочем, я сам там не был и правды не знаю.

Каким образом они сманили Моллера на сушу и доставили во владения Шешукова, история также умалчивает. Сейчас, по прошествии времени, я уже не помню, когда именно большую часть канонерских лодок передали под руку Шешукова, сразу ли после прихода флотилии или немного погодя. Поэтому дальнейшие маневры Артамона и Сурка, имевшие для меня смысл во время их рассказа, теперь уже малопонятны, да и вспоминаются с трудом.

Помню, что у Шешукова в том момент находился визитер – Иван Иванович Бриземан, комендант Дюнамюндской крепости в устье Двины. Он также был славным боевым офицером и хорошо знал, что такое осада – во время кампании тысяча восемьсот седьмого года командовал сводным русско-прусским отрядом, оборонявшим Данциг. Он оказался в порту, чтобы уговориться о совместных действиях моряков и своего отряда, составленного из небольшого гарнизона Дюна-мюнде и охочих людей из рижской молодежи, которой тоже хотелось себя показать.

Почуяв в Бриземане союзника, Артамон с Сурком первым делом показали ему свою «диспозицию» и действительно обрели сторонника.

Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, что замысел базы на Даленхольме возник одновременно у нескольких человек, и Шешуков с Моллером сами, не устраивая военных советов с простыми лейтенантами, затевали ее устройство, когда примчались два молодых безумца, размахивая корявой «диспозицией». Только этим и объясняется скорость принятия решения.

Как позднее утверждали родственники, два события свершились одновременно: Артамонова большая лодка отчалила и вышла на фарватер, взяв курс на Даленхольм, а частный пристав Вейде явился еще раз беседовать с вице-адмиралом Шешуковым о моей скромной особе и о родственниках моих.

Откуда они это взяли – бог весть, хотя оно было бы весьма забавно.

Я с ними в порт, разумеется, не ходил. Сержант Бессмертный советовал мне провести дня два, не вылезая из погребка и скрашивая свое заточение пивом. Мне было стыдно в военное время сидеть без дела, и я прямо сказал ему об этом. Мы оба еще не знали, что изобретут мой дядюшка с моим племянником.

Оставив меня под землей и поручив заботам хозяина погребка, сержант отправился в полицию вызволять селерифер. Я же с горя отыскал длинную широкую лавку и лег спать. Это было лучшее, что я мог сделать. Добрая девка-служанка притащила свое большое зимнее покрывало, которое принято носить на плечах, скалывая впереди чем-то вроде круглой броши с блюдце величиной. Укрытый этим покрывалом, я проспал до вечера, потом сел, встряхнулся и понял, что более не усну.

Осада осадой, а в пиве рижские обыватели нуждались не менее, чем в мирное время, да и осада ведь толком не началась – никто еще не видел неприятеля с рижских бастионов и не слышал пушечного грома. Хозяин погребка выставил людей, которых считал посторонними, и оставил только надежных своих знакомцев, к которым и сам присоединился.

Моего знания латышского языка хватило, чтобы втолковать доброй девке: мне надобно выйти на Зюндерштрассе. Она, видя, что хозяин мне покровительствует, провела меня под краснокирпичными сводами, указала лестницу, и я действительно вышел из какой-то низкой заплесневелой дверцы прямо на улицу. Сто раз проходил я мимо этой дверцы и полагал, что она ведет всего лишь в дровяной подвал. Таким образом я покинул пивной погребок незаметно для хозяйских приятелей и отправился на прогулку.

Я рассказал сержанту Бессмертному не так уж много. Все, что могло привести его к Натали, я скрыл. Но сам-то я помнил про загадочного мусью Луи, статочно, преступника и убийцу. И помнил также про театр, где творятся странные вещи.

От Зюндерштрассе до Большой Королевской было не так уж далеко. Мне пришло в голову, что стоит побродить вокруг театра, внимательно приглядываясь к окнам. Я не верил, что старый хитрюга Фриц выпроводил всех своих постояльцев. То, что мусью Луи через театр проникал в наш двор и уходил обратно, говорило о его добрых отношениях с театральным сторожем или же о том, что сторожу хорошо уплачено. Значит, если окажется, что в театре ночью что-то происходит, я могу узнать немало полезного про подозрительного француза.