Глэм-капитализм - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Иванов cтр.№ 28

Рис. 16. Сверхновая политтехнология: поющие группы «фанаток» Обамы и Джулиани

► РОЗОВОЕ ВНЕДРЯЕТСЯ В ПОЛИТИКУ ПО МЕРЕ ТОГО, КАК ЦВЕТОВОЕ РЕШЕНИЕ КАМПАНИИ СТАНОВИТСЯ НЕ СИМВОЛОМ ИДЕОЛОГИИ, А ЕЕ ЗАМЕНИТЕЛЕМ.

Цвет решает все проблемы, когда политики и их консультанты ясно осознают свою жажду власти, но не могут внятно сформулировать для электората отличие своей программы от таких же смутных идей конкурентов. Виртуозные цветовые решения политических кампаний стали стандартом в США, где политдизайнеры умудряются создавать для каждого из многочисленных кандидатов на государственные посты оригинальный логотип из ограниченного и общего для всех набора символов национального флага: синий, белый, красный, полосы и звезды. Там, где американский подход соединяется со свободой творчества политдизайнеров, рождается радикальное цветовое решение политических проблем.

Пытающиеся под лозунгами «социальной справедливости» и «защиты среднего класса» совладать с глэм-капитализмом политики сами приведены к власти логикой гламура. Даже те, кто в условиях глэм-демократии жаждет перемен, выход для своего протеста против «старого режима» находят в гламурном политическом формате. В особенно острых ситуациях обновление режима происходит неконституционным путем, но в полном соответствии с логикой гламура. Так называемые цветные и цветочные «революции» последних 10–15 лет демонстрируют, как «розовое», то есть радикальное визуальное решение, становится заменителем отсутствующей идеологии и используется для мобилизации участников движения неповиновения.

Выдержанные в едином стиле массовые уличные перформансы приобретают вид «революции», окрашенной в какой-то цвет или украшенной каким-то цветком. Политическое «розовое» было черным и белым на флагах и футболках с изображением сжатого кулака в Белграде в 2000 году, оно было красным на розах в руках демонстрантов в Тбилиси в 2003-м, а в Киеве в 2004-м оно стало оранжевым. Визуальные решения от одного протестного движения к другому меняются, в случае успеха цветных и цветочных движений сменяются правящие элиты, но институциональность в ходе этих виртуальных и гламурных квазиреволюций не претерпевает радикальных изменений.

► Блондинистое, то есть управляемая внешность, управляющая сознанием, становится важным фактором в политике, когда для создания имиджа политика уже недостаточно предлагаемых стилистами «гомеопатических доз» и требуется хирургическое вмешательство.

В Италии политическим событием стала пластическая операция на лице Сильвио Берлускони. Обновленная внешность лидера «правых» вызвала комментарии аналитиков и нападки представителей «левых» партий, то есть вызвала главный для ультрасовременных политиков эффект – всплеск внимания. Во Франции аналогичным политическим событием стала полемика вокруг виртуальной пластической операции, которую проделали редакторы новостей, удалив при помощи фотошопа жировые складки на публикуемых фотографиях президента республики Николя Саркози. Эти случаи четко фиксируют тренд блондинизации политики, и в обоих случаях внимание к озабоченности внешностью не дискредитировало политика, а скорее сделало его предметом интереса той части электората, которая политику обычно игнорировала, но зато погружена в мир гламура.

Наряду с «большой пятеркой» гламура в политике теперь работает и принцип «горячей десятки». Действенность этого принципа стала особенно очевидной, когда звезда кинобоевиков Арнольд Шварценеггер выиграл выборы на пост губернатора штата Калифорния в 2002 году. Кампания по избранию Шварценеггера раскрывает суть перехода в политике от логики виртуализации к логике гламура. В политике происходит переход от рекрутирования звезд шоу-бизнеса для поддержки кампании и привлечения к ней внимания избирателей к организации кампаний по выдвижению самих звезд – знаменитостей, находящихся в разнообразных списках «самых-самых» и потому уже являющихся чемпионами внимания.

Вместе с поколением гламурных политиков, вышедших на позиции лидеров внимания в 1990-х и 2000-х годах, в политике закрепились те черты, которые столь характерны для гламура:

СТЕРВОЗНОСТЬ,

ПОЗИТИВНОСТЬ,

БРОСКОСТЬ-БРОСОВОСТЬ

В политической деятельности эти черты проступают как

АНТИСОЦИАЛЬНАЯ НАПРАВЛЕННОСТЬ,

БЕСПРОБЛЕМНОСТЬ

и МОБИЛЬНОСТЬ

Антисоциальная направленность гламурной политики проявляется в том, что решением любых экономических и социальных проблем представляются «ослабление налогового бремени» и «сокращение государственных расходов». Тем самым снимается социальная ответственность с богатых, участвовавших в социальности в качестве налогоплательщиков, и с государства, поддерживавшего социальность при помощи разнообразных программ помощи бедным, безработным, студентам, семьям и т. д. В 1980-х годах антисоциальность считалась отличительным признаком «правой», неолиберальной программы, например, в исполнении «железной леди» британской политики Маргарет Тэтчер и возглавившего «крестовый поход» против коммунизма президента США Рональда Рейгана. Теперь антисоциальность характерна даже для «левых» политиков вроде демократа Билла Клинтона, лейбориста Тони Блэра и социал-демократа Герхарда Шредера, а «правые» вроде республиканца Джорджа Буша, христианского демократа Ангелы Меркель и голлиста [77] Николя Саркози вынуждены соревноваться с ними в антисоциальности.

Беспроблемность гламурной политической кампании проявляется в простоте и оптимистичности дискурса, даже когда кандидат и его/ее команда ставку делают на демонстрацию «язв» и «угроз». Максимум «позитивности» и «конструктивности» кампании обеспечивают эффектно представляемые публике масштабные проекты, реализация которых выходит за рамки не только текущей избирательной кампании, но и последующих. Поэтому к началу 2000-х годов практика презентации проектов распространилась из США, где эта политическая технология была отработана на представленном Биллом Клинтоном национальном проекте развития здравоохранения, по всем демократиям западного типа. Политика презентации проектов строится на том, что теперь рациональным стало не думать о последствиях, потому что в условиях интенсивного настоящего последствий вообще не бывает. Для последствий не остается времени.

Некогда Уинстон Черчилль сказал, что искусство политика заключается в том, чтобы уметь давать прогнозы, а затем уметь объяснить, почему эти прогнозы не оправдались. Сэр Уинстон относился к ремеслу политика куда требовательнее, чем современные политики, политтехнологи и их аудитории. Они ценят прогнозы и проекты сами по себе и требуют постфактум не объяснений, а новых прогнозов и новых проектов. Так что

► теперь искусство заключается в том, чтобы делать прогнозы и презентации проектов снова и снова.