Возвращение Амура - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Федотов cтр.№ 53

Вагранов не был среди самых первых поднявшихся к стенам замка, но не числился и в последних. Когда он спрыгнул с лестницы на камни, бой уже кипел, а прямо перед ним, над телом солдата, лежащего с разрубленным плечом, из которого на белесые камни темными струйками стекала кровь, пританцовывал от нетерпения чернобородый молодой горец в богатой черкеске с серебряными газырями. Начищенные серебряные бляшки на наборном кожаном пояске вспыхивали на солнце веселыми зайчиками. Горец с такой скоростью и ловкостью крутил саблей, что она почти образовывала сияющий круг. Увидев Вагранова, он издал торжествующий вопль, в котором смешались свистящие и шипящие звуки, и легко прыгнул вперед, чтобы не дать русскому возможности действовать штыком. Если бы он допрыгнул, Ивану бы не поздоровилось, но ефрейтор на какие-то доли секунды опередил горца и поймал его на острие еще в воздухе. Не встречая сопротивления, штык прошил живот над наборным ремешком. Вагранов успел заметить, как дико-удивленно расширились глаза убитого человека, и отбросил обмякшее тело в сторону. Разглядывать его было некогда: разметав полы черкесок, как вороны крылья, налетели еще два чеченца с саблями. Один был в папахе, второй, видимо в пылу сражения, папаху потерял и сверкал на солнце бритой головой.

Вагранов умелым приемом отбил багинетом первые удары сабель, но тут чеченцы рассредоточились, поставив русского в невероятно тяжелое положение: отбивать нападение с двух почти противоположных сторон, пользуясь лишь малоповоротливым штыком и прикладом, неминуемо значило пасть в конце концов смертью храбрых. Отступив на шаг, Вагранов перехватил выпад левого противника, закрутил багинетом и вышиб саблю из его руки; в следующее мгновение под удар правого подставил приклад ружья (сабля отрубила от него широкую щепу) и, переступив, нанес свой удар, целя прикладом в бритую голову чеченца. Однако тот ловко увернулся в наклоне и, наверное, подсек бы ногу Ивана, но движение его свистнувшего клинка остановила другая сабля, упершаяся острым концом в землю. Звон металла о металл и пронзительный яростный взвизг горца были для Вагранова сигналами неожиданной помощи. Кто именно оказал ему эту неоценимую услугу, смотреть было некогда: чеченцы налетали один за другим, а то и по нескольку сразу. Штык и приклад… штык и приклад… шаг вперед, шаг назад… присел, увернулся… И снова – штык… приклад… штык… приклад… И рядом слева, чуть впереди, плечо с офицерским эполетом и рука с саблей, работающая как ветряная мельница. А еще – рыжеватый завиток волос из-под кивера и такие же бакенбард и ус – все, что сумел увидеть Иван боковым зрением.

Штык… приклад… шаг… еще шаг… Сабли, кинжалы, папахи, бритые башки, черкески… Дикие вопли, визги, хрипы… Штык… приклад… штык… приклад…

И вдруг все остановилось. Отхлынула черная волна черкесок. По ушам ударила внезапная тишина. Впрочем, длилась она всего лишь мгновение: слева от Ивана взметнулась рука с саблей, офицер крикнул «Вперед, русские орлы!», и тут же барабанной дробью рассыпались ружейные и пистолетные выстрелы. Стреляли в основном со стен крепости, и Вагранов увидел, как из вытянутой руки возле локтя взметнулся фонтанчик крови, сабля выпала и повисла на темляке, а сам офицер как-то неловко крутанулся и упал прямо под ноги Ивану.

И тут Иван узнал подполковника Муравьева.

…Дальнейшее было в тумане: как он тащил к лестницам обеспамятевшего офицера, как самого ранило в ногу и шею, как, истекая кровью, спускался с Муравьевым на закорках… В самом низу лестницы, когда оставалось с десяток ступенек-перекладин, Иван оступился и, наверное, скатившись по острым камням, погубил бы и спасаемого, и себя, но крепкие руки товарищей-солдат не дали случиться такой несправедливости.

А когда главнокомандующий Евгений Александрович Головин вручал в госпитале раненым рядовым и унтер-офицерам медали «За взятие штурмом Ахульго» – на георгиевской ленте, с императорским вензелем под короной, – получил почетную награду и Иван Вагранов. Генерал навестил в палате своего любимца Муравьева, и Николай Николаевич просил его похлопотать за Ивана, а именно – за особые заслуги при спасении жизни офицера выправить ему младший офицерский чин – прапорщика. Евгений Александрович обещал и обещание свое выполнил.

И с той поры находился Вагранов при Муравьеве, не раз показывал в деле и смекалку свою, и храбрость, орденов не заслужил, но в чинах продвигался и к своему сорокалетию уже почти три года был в поручиках.

1

Николай Николаевич волновался, как не волновался до того никогда. Даже встречаясь с императором, не говоря уже о министрах, вплоть до канцлера Нессельроде, его явного недоброжелателя. Перед императором он благоговел, монаршее расположение к нему вызывало в душе восторженное умиление и чувство бесконечной благодарности за то, что государь выделил его, обласкал и возвысил. При этом, как ни странно, не боялся «попасть под горячую руку», «оказаться в немилости» или «быть удаленным от двора». Во-первых, потому, что и не был «при дворе»; даже оказавшись неожиданно в положении администратора высшего ранга – генерал-губернатор половины империи, пусть не по населению, но по территории-то уж точно половины, фактически царский наместник, – он, по сути, считал себя не вельможей, а прежде всего слугой царю и Отечеству и соответственно оценивал свои права и обязанности. Во-вторых, стремился служить самозабвенно, «не славы ради, а пользы для», если же доводилось совершать ошибки на каком-либо поприще, то не по злому умыслу, а от чрезмерного обилия дел, и потому он пребывал в полной уверенности, что император разберется и воздаст по справедливости, хотя бы и по прошествии времени.

Так он судил, будучи и начальником отделения Черноморской линии, и губернатором тульским, не изменил своего суждения и теперь. Но вот накануне официального взаимного представления с чиновниками, офицерами – ведь он по должности стал главнокомандующим всеми войсками края – и представителями местного общества Муравьев неожиданно для самого себя заволновался так, что даже сердце застучало, и, пройдя каких-то два шага на ватных от слабости ногах, опустился на край дивана в гостиной.

Екатерина Николаевна и адъютант Вася Муравьев бросились к нему с двух сторон:

– Николя!..

– Дядюшка!..

– Ничего, ничего… – Николай Николаевич отвел их заботливо-тревожные руки и усмехнулся: – Оказывается… я – трус… Я уже столько знаю про всех этих, – он кивнул в сторону приемной залы его губернаторского дома, откуда глухо доносился шум большого собрания людей, – что просто не представляю, как себя вести… Боюсь подать руку недостойному, а то и сорваться…

– Я знаю, что делать, – сказал Вася. Все-таки он уже имел опыт, послужив адъютантом у прибалтийского генерал-губернатора Евгения Александровича Головина. – Вам, дядюшка, надо взять правую руку на перевязь – она же у вас раненая, – и тогда не надо будет никому подавать.

– А и верно, – хмыкнул Николай Николаевич. – Светлая у тебя голова, Вася.

Екатерина Николаевна даже захлопала в ладоши и поцеловала Васю в щечку, вызвав на его лице яркую волну смущения.