Не оглядывайся назад!.. - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Максимов cтр.№ 64

– Красивая мечта. Прямо-таки «Алые паруса», – всё так же тихо, задумчиво и плавно проговорила Тая и грустно процитировала из Грина мечту всех влюблённых: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день…» Да, трудную и долгую задачу поставил ты себе, Олег. И даже если ей суждено осуществиться – мы к тому времени станем уже стариками. И вполне возможно, что нам не только никуда не захочется, но уже и не заможется ехать, так же как и спать в одной постели. Но это ещё в лучшем случае. А в худшем – ты заведёшь себе какую-нибудь красивую молоденькую глупышку… А я её прикончу – так и знай!..

– Тая, как говорил незабвенный Ося Бендер: «Не разрушай хрустальную мечту» моего детства. Без неё у меня не будет стимула ни жить, ни сочинять.

– Мечту о молоденькой белокурой норвежке – не разрушать?!

– Да нет же…

– Ну а если серьёзно, то мне кажется, Олег, – ты всё свалил в одну кучу: цели и мечты… То, о чём ты говоришь, мне тоже нравится. Правда, не всё. Думаю, что без друзей, детей, да и просто – людей, только вдвоём, будет хоть где совсем не весело… И ты не ответил на ещё один мой вопрос – для чего, собственно говоря, ты мотаешься, как неприкаянный, по свету, забираясь в самые невероятно дикие уголки?

– Да я уже почти ответил, только – косвенно, – снова немного сник я. – Поскольку у меня нет никаких перспектив в ближайшее время получить Нобелевскую премию, наследства тоже никакого не предвидится, – мне нужно зарабатывать на жизнь. Охота – один из таких, не самых плохих, кстати, способов. Где ты одновременно и относительно свободен и можешь быстро (доколе шкурка одного баргузинского соболя стоит на пушно-меховых аукционах столько же, сколько пять тонн отборной канадской пшеницы) заработать приличные деньги. К тому же – это настоящая мужская работа. Она прекрасно воспитывает волю. А воля выправляет человека и правит им. И она, как известно, является кратчайшим путём в достижении любой цели… Я вижу новые, порой до невероятности красивые места, где не бывала ещё частенько ни одна живая душа. Встречаюсь с интересными людьми, многих из которых хотел бы видеть своими друзьями. Накапливаю впечатления… Всё это может пригодиться потом для моих рассказов… И, ко всему прочему, мне хочется заработать достаточное количество денег для того, чтобы у нас была своя квартира, нормальная мебель, машина… Чтобы ты не таскала в руках неподъёмные сумки с того же рынка. Может быть, всё это звучит не очень возвышенно, но зато – честно. К тому же я из-за своего свободолюбия, своеволия вряд ли смог бы «служить» в какой-нибудь конторе. Ходить «в должность» в «партикулярном платье». Отрабатывать или отсиживать там от и до свою государственную подачку, именуемую заработной платой. Которой, если ты живёшь честно— не воруешь, не берёшь взяток, – как правило, едва хватает на латание не очень больших прорех семейного бюджета. Ещё несносней для меня – кому-то подчиняться. Особенно если этот кто-то – дурак-начальник. Боюсь, что подобная жизнь просто иссушила бы мою душу. И я стал бы скучным, серым, как параграф должностной инструкции… Я убежден, что литератор должен быть свободен, хотя от этого он зачастую бывает и беден, и одинок…

– Ты выбрал очень нелёгкий путь, похожий на восхождение к неведомой вершине. Которой, кстати, ты можешь никогда и не достичь. Ты не задумывался над этим? – разговор уже шёл серьёзный и от недавней дрёмы не осталось и следа. – И, самое главное, – верный ли вектор движения ты избрал? Не закрадывалось ли тебе в душу сомнение, что большинство твоих рассказов, если даже они будут чудесны, никто никогда просто не прочтёт. Что они в лучшем случае будут пылиться на полках библиотек и книжных магазинов! В худшем – у тебя в столе, даже не изданные… Ведь можно никогда и не найти своего читателя. Вот что лично меня страшит больше всего: отсутствующий читатель. А от этого – некоторая обречённость, закланность литератора, чьи усилия становятся просто дымом, а не греющим огнём, в котором сгорает жизнь творческого человека… – задумчиво и грустно произнесла Тая.

– Я знаю всё это. И думал об этом не раз, – не менее грустно ответил я, глядя в окно, по которому текли слезы дождя, будто уже оплакивающие мои, такие хрупкие, надежды и мечты. – Однако к вершине стремиться, по-моему, всё-таки предпочтительнее, чем безвольно катиться вниз… Или бултыхаться в тёпленьком болотце повседневных мелких радостей… В нынешнем году хочу отослать некоторые свои рассказы на творческий конкурс в Литературный институт, в Москву. И если пройду его – постараюсь поступить туда на заочное отделение. Я ведь ещё не старый. Это в двадцать лет мне казалось, что жизнь уже минула безвозвратно… А если не пройду творческий конкурс, обещаю тебе бросить всю эту писанину, уже порядком измотавшую меня. Думаю, что я смогу это сделать, – после некоторого раздумья, добавил я.

– Да, ты совсем не старый, это уж точно. И долго ещё не состаришься… – продолжила наш разговор Тая, словно отвечая на какие-то, уже свои, глубинные вопросы. – А я вот, как все южные женщины, постарею быстро. И мне уже сейчас невыносима мысль, что ты, идя рядом со мной, может быть, и ненароком будешь заглядываться на молодушек. А они – на тебя. Тебе будет идти седина, придающая благородство…

– Никто на меня заглядываться не будет, – перебил я Таю, – потому что я буду рычать на таких, аки лев. Или, как там у Радищева: «Чудище зло, обло, озорно, стозевно и лайе…» И, самое главное, никто мне, кроме тебя, не нужен. И это будет очевидно всем.

– Да, это ты сейчас так говоришь, а потом…

Я повернул к Тае голову, не дав ей договорить, и поцеловал её в щёку, ощутив на своих губах соль.

Приподнявшись на локте, я увидел, как из края глаза по её щеке, вдогонку первой, катится ещё одна прозрачная и чистая, как бриллиант, слеза.

– Ну вот… Опять глаза на мокром месте. Что за причина на сей раз?

Передо мною вновь была малознакомая мне Тая.

– Знаешь, Олег, мне так хорошо с тобой… И страшно, что всё это может когда-нибудь кончиться. И хочется, чтоб всё, что ты задумал, сбылось. Хотя я понимаю, сколь неподъёмный груз взвалил ты на свои плечи, идя по узенькой тропке к сиянию вершин… Да и Нобелевская премия – это почти всегда спасательный круг для тех, кто уже сам сумел выбраться на твердь земную из бушующего моря непонимания, низменных людских страстей, безверия в самого себя… Вот от всего этого мне как-то вдруг и сделалось тоскливо. А ещё от того, что мы оба когда-нибудь состаримся и умрём.

– Не думай о печальном, не надо. Ведь «умереть не страшно – страшно не родиться», – смахнул я слезинки с её щеки. – «Я тебя никому не отдам. Даже – даме костлявой с косою. Я тебя никогда не предам. И всегда буду рядом с тобою…»

– Чьи это стихи?

– Не помню…

– А ещё я, наверное, всплакнула от того, что на свадьбе у меня не будет, не должно быть фаты, свидетельницы девичьей невинности. Может быть, мы всё-таки поторопились?

– Успокойся. Мы вместе, и нас ничто не разлучит, – уверенно сказал я.

– И ещё, если уж быть до конца честной, – успокаиваясь, продолжила она, – наверное, я смогу перенести и разделить с тобой многие трудности, но – только не бедность. Ведь нищета – это так унизительно. Заштопанные носки, подсчитывание копеек… Это для меня неподъёмная ноша. Недаром же говорят, что когда нищета стучится в дверь – любовь вылетает в окно…