Город Брежнев - читать онлайн книгу. Автор: Шамиль Идиатуллин cтр.№ 159

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Город Брежнев | Автор книги - Шамиль Идиатуллин

Cтраница 159
читать онлайн книги бесплатно

Шума за спиной Виталик не услышал, просто полумрак впереди на миг сгустился. Сзади, понял он, падая спиной на стенку, но чуть не успел: налетевший сверху человек пнул его в плечо, ноги соскочили с лестницы, и Виталик загромыхал к страдающему курильщику. На лету удалось извернуться и пустить кулак курильщика вскользь, шапка смягчила удар головой в стенку, дальше стало легче. Ноги нашли опору, Виталик, роняя пакет и сумку, оттолкнулся спиной от стены, ударил, присел, ударил еще раз, потом с ноги. Хорошо попал, гулко так – там грянули о стену и охнули. Сзади прыгнули на плечи, Виталик стукнул локтями и снова присел, чтобы поймать голову и бросить нападавшего через себя. Тот держался цепко и непрерывно верещал:

– Песок, падла, давай, он меня!..

Убью, подтвердил Виталик мысленно и все-таки швырнул гада наземь, сильно притопнув ребром стопы, как учили, – судя по выдоху, попал в грудь.

И ему попали в грудь, несильно, но остро, – видимо, тот самый Серый, который стоял с курильщиком и раньше не высовывался. Виталик сбил его с ног двойкой и шагнул, чтобы добить, но как-то резко устал. Сейчас, подумал он, нашаривая рукой стенку, а она уклонялась и падала, и он вместе с ней, всем телом, но будто в вату, удивительно мягкое пальто все-таки. Сейчас, опять подумал он, сейчас-сейчас. А что сейчас-то?

«Он мне нос сломал, сука», – прогнусавили слева, а справа сказали: «Добей его, суку», а еще откуда-то: «Да все уже, не ной, открывай двери», и справа зашуршало, а потом лязгнуло, и Виталика обдал порыв сырого холодного ветра, и он сразу замерз и понял, что сейчас – это значит, что надо встать прямо сейчас. Пока совсем не замерз. Лежать нельзя, тем более перед врагами. Добьют.

Виталик уперся ладонью в пол, ладонь скользнула по теплому и мокрому, голова снова упала со стуком, который он не почувствовал и не услышал – как и нудное бормотание: «Думал, падла, я тебе пальцы-яйцы свои прощу, каратист-парашютист, бля, ща полетишь, раз парашютист такой, что не ебаться…» Да что со мной, удивился Виталик, повел рукой и поймал чью-то лодыжку в сапоге, но подтянуться за нее не успел: его самого потянули за ворот в ту сторону, откуда дул сырой ветер.

Это же погреб, понял Виталик наконец, погреб, где Вафины сидят. Само все наладилось. Как удобно-то, и ехать никуда не надо. Правда, я уйти хотел – ну да ладно, вместе посидим, договоримся. Умные люди всегда могут договориться. Вот и проверим – только отдохну сперва немножко. Главное – сапог не потерять, а то там холодно. Потом Маринка согреет, надо только дождаться. Маринку-то дождусь, она не я, она не подведет.

Он покрепче сжал пальцы, улыбнулся и полетел.

Виталий Соловьев был счастлив всю оставшуюся жизнь.

Эпилог
Февраль. Пусть живет

Меня выписали в конце января. Воспаление оказалось серьезным, я пару дней даже был без сознания – или просто сразу все забыл. А потом знай тосковал, бродил по коридорам, отшучивался от медсестер и ныл, что уже здоровый и хочу домой. У меня ничего не болело, только в груди чуть кололо, если глубоко вздохнуть, а порез на руке в основном чесался, особенно швы. Швами я как раз был доволен, с ними рука выглядела как харя зэка с карикатуры в журнале «Человек и закон». А больница меня достала – и лечение с больнючими уколами, и режим с тихим часом, и кормежка, навсегда пропахшая кислым молоком. Таньке я об этом, конечно, не говорил, чтобы не начала из дома еду воровать или там куски от себя отрезать.

Она приходила ко мне раз пять, первый раз притащила варенье, смородиновое, конечно. Я чуть не сдох со смеху, попросил еще помидоры с огурцами принести, желательно в трехлитровых банках, а то я меньшими порциями не ем. Танька здорово обиделась. Пришлось объяснять, о чем я. Заодно я объяснил, чуть привирая, конечно, что тут кормят будь здоров, еще и кислородные коктейли дают из сока шиповника, к тому же у медсестер можно выпросить сорбит или холосас, они сладенькие. Про хлористый кальций и тем более уколы я не рассказал, конечно. Но Танька все равно меня жалела, смотрела, как на смертельно раненного, носила книжки про войну, рассказывала, что занимается в новой театральной студии с новым режиссером, который гораздо круче ее любимого Дим Саныча, и вообще всячески пыталась развлекать и утешать. Я терпел. Ведь, кроме Таньки, никто ко мне не приходил.

Вру, однажды пришла Зинаида Ефимовна. Я вообще в шоке был. Она вроде тоже. Посидела, повздыхала, погладила по голове, сказала, что мне короткая стрижка все-таки не очень идет, и поспешно ушла, кажется вытирая слезы. Баночку с помидорами, которую она принесла, я, понятно, даже открывать не стал. Не то чтобы боялся воспоминаний или там еще что-то – просто не хотел.

Мамка опять лежала на этом своем сохранении. Надорвалась, пока отталкивала машину и выковыривала примерзший люк, а ей нельзя.

Это она нас спасла: пришла домой, искала-искала, решила, что мы зачем-то поехали на дачу, собиралась уже звонить каким-нибудь знакомым, чтобы съездили посмотреть, сунулась ключи проверять – и обнаружила, что ключи от дачи дома, а вот от гаража нету. Ну и не стала никому звонить, помчалась в гараж, пока автобусы ходят.

Приехала – дверь гаража приоткрыта, ключ в замке застрял, машина на люке стоит, а в люк скребется кто-то. Мамка давай кричать, звать сторожа, соседей, а нет никого, сторож спит, а в люк все слабее скребутся. Ну она и айда толкать. Спасибо хоть машина не на ручнике и не на скорости стояла, мамка бы от натуги умерла, но не сдалась. Я ее знаю. Да теперь все знают.

Я уже без сознания был, папа как будто тоже не соображал, так и махал на автомате осколком в изрезанной руке. Сильно изрезанной: врачи сказали, сухожилия задеты, поэтому на правой руке не гнется мизинец с безымянным, а на левой вообще три пальца.

У папы пневмония оказалась сильнее моей, плюс он сильно застудил суставы и почки. Так что мы все втроем лежали в одном Медгородке, а увидеться не могли. Созвонились пару раз через ординаторские.

Ко мне пытались прорваться Саня с Леханом, но их приняли за хулиганов и не пустили. После операции «Избиение младенцев» пацанов в телягах вообще всячески щемили. А Лехан тоже в телягу перелез, хоть и ненадолго. Пацаны от обиды чуть не выбили все окна в моем корпусе Медгородка, но потом успокоились и даже временно перешли на чушпанскую форму одежды, «аляски» с обычными меховыми шапками. Родители сказали, что иначе на улицу не выпустят, а у Лехана мать телягу изрезала ножницами на куски.

Операция «Избиение младенцев» наделала много шума, хотя жертв там был минимум: крепко досталось пятерым пацанам из сорок пятого и сорок шестого комплексов, одному вроде даже голову пробили. Пацаны все были незнакомыми – тридцатники да втораки набежали средь бела дня, когда все конторские дрыхли или активно отдыхали на горках, в парках или кинотеатрах. В итоге под замес попали домашние дурачки, которые вообще не при делах. Но, судя по рассказам о госпитализациях с нападавшей стороны, похоже, пара неудачливых шакалов нарвалась и на правильных пацанов. Правда, никто из наших так и не признался в том, что это он поломал руки-ноги тридцатнику. А сами потерпевшие молчали либо несли лабуду о толпе свирепых девок с нунчаками.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию