Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Ротенберг cтр.№ 58

Когда наконец рассвело, стали видны трупы фань куэй, насаженные на пики, и слухи о произошедшем вышли за пределы города. Следом за Шанхаем волна ярости против фань куэй взметнулась в Кантоне, потом взорвался Пекин. Этому в немалой степени способствовала вдовствующая императрица, провозгласившая, что настала пора избавиться от заморских чертей, причем немедленно.

* * *

Отец Пьер давно превратился в старика. Он пережил свою сестру-бандершу, и, чтобы похоронить ее в освященной земле, ему пришлось использовать связи в среде иезуитов. За шестьдесят лет, которые отец Пьер прожил в Городе-у-Излучины-Реки, он дважды возвращался в Париж, и в течение всех этих лет собор Святого Игнатия и его приход продолжали расти и расширяться. Даже после того, как в 1880 годах он потерял зрение. Он не помнил точно, когда это случилось. С годами многие воспоминания смешались. В последнее время он часто беседовал с рыжеволосым иудеем, который погиб, сражаясь за тайпинов. Это были чудесные мгновения, и после каждой встречи с Макси отец Пьер с нетерпением ожидал следующей. Поэтому сейчас он был совершенно уверен в том, что именно Макси открыл дверь восточного трансепта его собора. Эта дверь издавала особый, своеобразный скрип, да и вела она на улицу Евреев. Хотя этот еврей определенно был воином, а не ростовщиком.

Отец Пьер обратил невидящий взгляд к двери восточного трансепта.

Революционер увидел его первым. Проклятый фань куэй стоял на коленях, как и другие черносутанники, которых он и его люди только что прикончили. Но в отличие от других глупцов он не бормотал дурацких молитв. Он махал ему, призывая подойти и взять его за руку.

Отец Пьер почувствовал приближение старинного друга и вытянул пальцы в направлении Макси. В последнее время ему нравилось, когда тот держал его за руку. Ему было холодно. Теперь он постоянно мерз.

— Возьми меня за руку, старый друг, — проговорил он.

Революционер услышал, как отец Пьер окликает его на каком-то иностранном языке. На французском, наверное. Впрочем, его не интересовало, какой это из чертовых языков. Ему хотелось лишь одного: чтобы фань куэй убрались из его дома.

— Встань на ноги, старик! — крикнул он стоявшему на коленях дураку.

— Что-то ты сегодня расшумелся, Макси. Я слепой, но не глухой, — засмеялся отец Пьер собственной шутке. — Подойди ближе и возьми мою руку, дружище. — Священник держал руку вытянутой и, не ощутив прикосновения Макси, примирительно сказал: — Ну что ж, не хочешь — как хочешь.

Старик перестал призывно махать рукой в направлении Революционера и сделал жест, который, как тот понял, означал «все в порядке». Тогда Революционер вытащил из ножен меч и отрубил попу кисть руки — чисто и аккуратно.

По телу отца Пьера прокатилась волна боли. Он вскочил на ноги и бросился прочь, словно пытаясь убежать от нее. Революционер был удивлен такой реакцией старика. Одновременно с тем, как отрубленная кисть руки шлепнулась на землю, священник плашмя упал на большую цветочную клумбу.

— Осторожнее, старина, а то невзначай набьешь себе шишек, — проговорил Макси и заботливо помог старому священнослужителю подняться на ноги. — И возьми вот это. Она понадобится тебе там, куда ты идешь, — добавил он и отдал отцу Пьеру отрубленную кисть его руки.

Революционер ошеломленно наблюдал, как старый священник встает с клумбы и поднимает собственную отрубленную руку.

— А теперь пошли, — сказал Макси.

— Нет! Куда я должен идти?

— Ты сам знаешь ответ, — с улыбкой ответил Макси. — В конце концов, ты же священник!

— Да, мой друг. Я священник.

Революционер с ужасом смотрел на то, как отец Пьер Коломб, из французского Парижа, а теперь — из Шанхая, сделал ровно двадцать шесть шагов и положил голову на высокий алтарь, а потом подвигал ею, словно выслушивая последние слова, произнесенные его Богом.

— Хорошо. Очень хорошо. — Голос Макси звучал совсем рядом от уха отца Пьера. — Человек работает, работает, а когда больше не может работать, он отдыхает. Ну же, дружище, ты довольно поработал.

Революционер услышал вздох, который старый священник исторг из своей груди. А затем его глаза широко раскрылись, и Революционер понял: в последние мгновенья своей жизни слепой старик увидел то… чего ему не увидеть никогда, сколько бы лет он ни прожил на свете и как бы зорок ни был его взор.

* * *

Убийство отца Пьера и последующий поджог собора Святого Игнатия придали китайцам еще больше храбрости и подстегнули их выступления против фань куэй. То, что в определенный момент могло рассматриваться как контролируемые вспышки насилия на расовой почве, превратилось в широкомасштабную войну, которой было суждено войти в историю под названием восстание ихэтуаней ^[15].

Рикши останавливались в безлюдных переулках и убивали своих пассажиров. Повара, всю жизнь проработавшие в дорогих ресторанах фань куэй, подсыпали отраву в лучшие блюда. Писатели убивали издателей. Горничные нападали на хозяек, пока те спали. Даже торговцы Хонг, купцы и компрадоры, почуяв запах перемен, поставляли ихэтуаням продовольствие, оружие и боеприпасы.

Город-у-Излучины-Реки, шестой по величине торговый порт мира, рай, в котором белые люди зарабатывали огромные состояния, содрогнулся до основания и был готов сбросить тех, кто жил на вершине, в бездонную пропасть.

Вдовствующая императрица, игнорируя протесты племянника-императора, открыла для восставших маньчжурские арсеналы и объявила денежную награду за голову каждого фань куэй. Одновременно с этим она усилила нажим на бандита Ту. Цыси была уверена, что пророческий бивень находится у него и что он либо попытается положить начало собственной императорской династии, либо, как минимум, станет вымогать у нее в обмен на реликвию непомерный выкуп. Она ни на секунду не поверила посланию, в котором бандит заявлял, что «Бивня не оказалось там, где он должен был находиться».

Императрица приказала войскам, стоявшим кольцом вокруг Шанхая, войти в город и помочь восставшим.

— И принесите мне голову ушастого бандита, — добавила она напоследок.

* * *

Впервые в жизни Ту Юэсэнь испытывал страх. Он знал, что кто-то предал его. Поначалу он был уверен, что это сын Резчика. Но сразу после того, как в одном из тоннелей Муравейника нашли труп опозоренного Красного Шеста, который кто-то бесцеремонно затолкал за древнюю статую, изменил свое мнение.

Вслед за тем, словно не было других печалей, маньчжуры объявили награду за голову бандита и маньчжурские войска вошли в город.

«Начинать надо с главного, — решил Ту. — Первым делом — сыскать предателя, вырвать у него признание, узнать, где прячут Бивень, затем найти его и преподнести императрице, и проблема решена!»