Подлодка - читать онлайн книгу. Автор: Лотар-Гюнтер Буххайм cтр.№ 75

Как здорово лежать на койке. Я не представлял раньше, как здесь может быть хорошо. Я распластался по ней, ощущая матрас каждым квадратным сантиметром своей спины, затылка, внутренней стороной рук и ладонями. Я вытянул сперва носок правой ноги, затем левой, распрямил сначала одну ногу, потом — другую. Я расту, становясь с каждой минутой все длиннее. В динамике раздается шипение, как будто там жарят шкварки, затем бульканье, и, наконец, заиграла пластинка, которую Старик принес на борт:

Sous ma porte cochere

chante un accordeon

musique familiere

des anciennes chansons

Et j'oublie la misere

quand vient l'accordeon

sous la porte cochere

de ma vieille maison…

Готов спорить, что она досталась ему в подарок не от его матроны, дамы с зелеными чернилами. Откуда у него эта запись — можно только догадываться. А может, Старик — вовсе не такой уж старик? Впрочем, вода глубока. ^[61]

Тут появляется Айзенберг с известием, что обед подан.

— Так рано?

Я узнаю, что Старик перенес обед на час раньше, чтобы люди могли спокойно поесть.

Но я тут же начинаю беспокоиться о возможных последствиях этого события. Поесть спокойно — это просто замечательно, но как мы будем расставаться со съеденным? Меня передергивает при одной мысли об этом.

Старик явно не разделяет мои сомнения. Он поглощает огромные куски зельца, густо намазанного горчицей, уложенные на консервированный хлеб вместе с маринованными огурчиками и нарезанным колечками луком. Первый вахтенный офицер мучительно долго разглядывает извлеченный из своей порции кусочек шкурки с несколькими торчащими щетинками, и с отвращением отпихивает его на край тарелки.

— И правда, ужасно небритая свинья! — комментирует Старик и добавляет, ожесточенно жуя. — Сюда бы еще пива и жареной картошки!

Но вместо вожделенного пива стюард приносит чай. Второй вахтенный офицер уже по привычке приготовился зажать чайник между ног, но, осознав, что сейчас это не обязательно, он театральным жестом хлопает себя левой ладонью по лбу.

Старик продлевает наше пребывание под водой на двадцать минут «в честь воскресенья».

Население унтер-офицерской каюты использует подводное затишье на обычный манер. Френссен повествует о том, как в результате бомбового налета на поезд, на котором он направлялся в увольнительную, он смог добраться только до Страсбурга, где первым делом разыскал публичный дом:

— Она заявила, что делает нечто особенное. Но не сказала, что именно. Я пошел с ней. Она раздевается и ложится. Интересно, думаю я, что она мне приготовила, и уже собираюсь засадить ей, как она говорит мне: «Ты хочешь трахнуть меня, сладенький? Боже мой, как примитивно!». И вдруг она вынимает глаз — разумеется, он оказался стеклянным — и вместо него остается красная дыра. «Вот теперь давай, вы…би меня так, чтобы и другой глаз вылез!»

— Ну ты и свинья!

— Рассказывай сказки своей бабушке!

— Ты самый грязный ублюдок из всех, что я знал!

— Тебя послушаешь, пукнуть хочется!

— Надо бы тебе отрезать член!

Когда ругань утихла, помощник дизельного механика произносит примирительным тоном:

— Но вообще-то сама по себе идея неплохая, согласны?

Я чувствую, как к моему горлу подкатывает тошнота. Я смотрю в потолок и смутно вижу на фанерном фоне бледное лицо с красным пятном на месте глаза. Интересно, то, что он рассказал — правда? Неужели такое может случиться на самом деле? Или же действительно кто-то оказался способен на такую мерзость? Может, Френссен все это выдумал?

Во время всплытия я все еще лежу на койке. Я чувствую всем телом, как лодка стала подниматься. Сначала неспеша. Потом мне кажется, что я водитель, у которого на повороте зимней дороги заносит задние колеса. Вскоре вся каюта начинает крутиться. Я слышу, как первые волны шлепают нас наотмашь своими лапами. Мы опять на поверхности, и пляска святого Вита ^[62] продолжается.

С поста управления доносится шум. Там кто-то чертыхается, так как вода никак не перестанет поливать его. Нагнувшись, я пролезаю в люк. Увидев меня, он снова начинает браниться:

— Проклятье! Скоро на лодке не останется безопасного места!

Понедельник.

У санитара появилась работа. Несколько человек пострадали. Ушибы, прищемленные ногти, кровоподтеки — в общем, ничего серьезного. Один человек упал со своей койки, другого на посту управления шмякнуло о вентилятор. Еще один матрос ударился головой о сонар. У него рваная рана, которая выглядит достаточно плохо.

— Черт возьми! Я надеюсь, он сможет с ней справиться. Иначе мне придется приложить руку, — грозится Старик.

Я готовлюсь заступить на вахту в 16.00 вместе со вторым помощником. Один из наблюдателей заболел. Я займу его место.

Не успел я поднять крышку люка, как вымок до нитки. Так быстро, как только могу, втискиваюсь между стойкой перископа и бульверком мостика и защелкиваю карабин своего страховочного пояса. Лишь проделав все это, я пробую распрямиться, чтобы выглянуть за бульверк.

Моим глазам предстало еще одно зрелище, от которого захватывает дух. Хаос! Волны налетают друг на друга, смешивая свои ряды, одна падает на спину другой, как будто желая разорвать ее в клочья.

Лодка на какое-то мгновение зависла на гребне гигантской волны, оседлав чудовищного левиафана. В течение этих секунд я могу взирать, как из гондолы «чертова колеса», на такой океан, каким он был миллионы лет назад. Тут лодка начинает раскачиваться. Ее нос нерешительно колеблется из стороны в сторону, пытаясь решить, куда ему направиться. А затем с оглушительным грохотом начинается скольжение вниз.

Не успела лодка встать на ровный киль внизу, в ложбине между волнами, как второй неимоверный вал — тонны сокрушающей все на своем пути воды — с жуткой яростью обрушивается на верхнюю палубу, бьет нас под колени, накрывает нас с головой, крутится и бурлит вокруг наших тел. Кажется, проходит вечность, пока лодка окончательно стряхивает его с себя. На один миг, пока не последовал следующий удар, становится видна вся носовая часть лодки вплоть до боевой рубки.

Скоро моя шея сзади начинает гореть, натертая до крови жестким воротником непромокаемого плаща. Боль усиливается соленой водой, которая обжигает не хуже кислоты.

У меня порез на подушечке большого пальца левой руки. Он не заживет до тех пор, пока в ранку попадает морская вода. Мы постепенно растворяемся в океанском рассоле. Черт бы его побрал!

Да еще этот свирепый холодный ветер. Он сдирает кожу белой пены с волн и уносит ее горизонтально вытянутыми лохмотьями. Он превращает несомые им брызги в крупную картечь. Когда он поливает ею мостик, нам приходится искать укрытия за бульверком.