Яд в крови - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Калинина cтр.№ 37

— Пропала любимая дочка. Вышла ненадолго из дома и не вернулась, — медленно сказал Толя.

— А ты ей кем приходишься, этой пропавшей девушке? Женихом?

— Я ее брат.

— Куда же ты смотрел? Зачем отпустил гулять одну? — неожиданно горячо набросился на Толю водитель. — Молодым красивым девушкам нельзя ходить в одиночку по улицам. Потому что они очень глупые и доверчивые, наши несчастные дети.

Водитель тяжело вздохнул и резко затормозил — впереди горел красный свет.

Толя чуть не закричал от боли. Ему казалось, будто позвоночник сломался пополам, и верхняя его часть вместе с головой и руками полетела навстречу злому красному глазу светофора, в то время как правая осталась сидеть на жесткой холодной коже лавки.

— Что с тобой? — Водитель видел в зеркало искаженное мукой боли Толино лицо. — Ты обо что-то ударился?

— Нет, — процедил Толя, наконец догадавшись схватиться за металлический поручень, что помогло ему, правда, с большим трудом, занять более-менее удобное положение. — Мне недавно прооперировали позвоночник. Думал, на всю жизнь останусь инвалидом, но вот встал и даже сумел удрать из больницы. Хотя вижу теперь, что ничем не смогу помочь Маше.

— Мою дочку тоже Машей звали, но мы с матерью называли ее Маней и Марусей, а она на нас сердилась за это, хлопала дверью, выскакивала в одном платье во двор. Маленькая она еще была. Неполных шестнадцать лет… Хотела, чтобы мы называли ее Мариной. — Водитель снова вздохнул и теперь уже мягко затормозил у следующего светофора. — Едем, брат, ко мне. Здесь недалеко. А завтра в обед отвезу тебя в Москву — мне все равно нужно к следователю. Манечка пропала ровно полтора месяца тому назад. И никаких следов. Был человек и нет человека. Мать слегла с горя — одна у нас дочка была. Я пока держусь. Пока… Тебя звать-то как?

— Анатолием.

— Ну, а я Никита Сергеевич. Как наш нонешний правитель. Но ты зови меня безо всякого Никитой.

— Ваша дочь тоже в Москве пропала?

— Кто его знает… Мать говорит, оделась, накрасилась — она последнее время стала губки подкрашивать и глазки подводить. На дворе еще тепло было, и она ушла в одной «болонье». Мать спросила — куда. Все-таки дело к вечеру шло, да и вообще родители знать должны, где и с кем проводят время их дети. Маня улыбнулась и сказала: «Не волнуйся, я к десяти обязательно вернусь. Обещаю тебе, мамочка». Это были ее последние слова. Мы заявили в милицию утром. Но там долго чесались и все говорили, что девчонка наверняка загуляла и найдется сама. Наконец я не выдержал и наорал на этих лодырей. Тогда они прочухались и забегали, как мыши. Даже из Москвы кто-то приезжал. Да толку-то? Никаких следов. Как в воду канула. Я весь поселок опросил, даже кое-кого из дачников. За Маней много наших парней приударяло, да и подруги у нее были. Никто ее в тот день не видел. А твоя сестра в Москве пропала?

— Да. Три дня назад. Ей недавно исполнилось семнадцать, но она уже замужем была. Жила в центре Москвы, кажется, где-то возле улицы Горького.

— Ты что, не знаешь, где жила твоя сестра? — удивился водитель.

— Я не был в ее новой квартире. Я…

— Понятно. Ревнуешь ее к мужу. Так часто случается, когда брат и сестра очень привязаны друг к другу. Эх, если бы Маня нашлась, я все деньги, какие на машину собрал, отдал бы в наш храм. Ты веришь в Бога?

— Да, — ответил Толя, ни минуты не колеблясь. — Я провел пять лет в православном монастыре, но потом вдруг понял, что не все то свято, что принято называть святым. Понимаешь, я могу простить человеку многие грехи, если он в них раскаялся, но те, кто грешит, не каясь, а, напротив, прикрываются именем Господа, мне ненавистны.

— Ты настоящий православный, — сказал Никита. — А вот мы с женой принадлежим к общине евангелических баптистов. Слыхал когда-нибудь про таких?

— Да. Моя мама была баптисткой.

— Видишь, как тесен наш мир. — Никита невесело усмехнулся. — Выходит, не зря я тебя подобрал. А ведь ты вполне мог оказаться грабителем или даже убийцей. Но мне словно кто-то на ухо шепнул: «Остановись — там идет твой брат». А что же ты сам в другую веру подался? Я знаю, ваши попы любят морить паству постами и нравоучениями. У нас, баптистов, все проще и человечней. Или тебе тоже захотелось над своей плотью поизмываться?

— Выходит, да, — тихо ответил Толя.

Они молчали всю остальную часть пути. Остановив машину возле своего дома, Никита сказал:

— Мне в голову пришла странная мысль. Помнишь притчу о милосердном самаритянине, который оказал помощь раздетому и израненному разбойниками человеку? Понимаешь, мне всегда казалось, что Бог не случайно послал этому самаритянину испытание в виде несчастной жертвы грабителей. Поверь, у меня не было никакой корыстной мысли, когда я подбирал тебя на темной улице. А вот сейчас я думаю о том, что ты, быть может, тот самый человек, который поможет мне найти мою девочку.

В багажнике воняло бензином. Возле самого уха звякали железки и булькала какая-то жидкость. Одеяло, в которое туго запеленал Машу Ван Гог, было колючим и очень теплым. Дышать становилось все трудней и трудней — вдобавок ко всему он затолкал ей в рот шелковую тряпку.

«Сейчас все кончится — и я окажусь в новой жизни, чистая душой и телом, — думала Маша. — Я много грешила в прежней, и меня отправили в так называемое чистилище. Нужно еще чуть-чуть потерпеть. Он нарочно заставляет меня кричать, когда мне больно. Но я больше ни за что не крикну…»

Машина остановилась, щелкнул замок багажника. Ван Гог подхватил Машу на руки и понес в дом. Она больно ударялась головой и ногами обо что-то твердое. От одного особенно сильного удара помутилось сознание.

В помещении, где она очнулась, горело много свечей. Но это была не церковь — здесь пахло не ладаном и благовониями, а сыростью и плесенью. Ей в голову вдруг закралось страшное подозрение: а что, если ее похитил дьявол? Но она тут же его отбросила и даже усмехнулась своей странной мысли. «Неужели ты веришь в эти бабушкины сказки? — спросила она себя. — Переход из одного измерения в другое — один из законов существования духа и материи. При чем тут дьявол?..»

Она лежала совершенно нагая на узком холодном столе. Руки были больно и крепко связаны внизу, под столешницей, на ногах висел груз, не позволявший даже шевельнуть ими. Обнаженный торс человека (она узнала в нем Ван Гога, хоть он и был в черной маске, закрывавшей все лицо, кроме рта) глянцево поблескивал в сиянии свечного света. В руке у мужчины была железная коробка, в которой позвякивало что-то металлическое.

Взглянув направо, Маша увидела большой крест из темного дерева. На его вершине горела толстая высокая свеча, по краям перекладины стояло по зажженной свече поменьше.

Человек в маске ушел, и Маша, наверное, опять на какое-то время потеряла сознание, потому что, очнувшись, увидела, как он привязывает к кресту женщину. Та была невероятно худа — обтянутый кожей скелет с длинными спутанными волосами. Голова безжизненно болталась из стороны в сторону, и мужчина в маске привязал женщину за шею к перекладине широкой алой лентой, перевил длинными концами предплечья. Это было красивое зрелище, и Маша не могла оторвать взгляда. «Она уже готова к переходу в другое измерение, — мелькнуло в голове. — Ну, а мне предстоит долгий и трудный путь».