Вяземский - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Бондаренко cтр.№ 30

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Вяземский | Автор книги - Вячеслав Бондаренко

Cтраница 30
читать онлайн книги бесплатно

Карамзин не завершил свой труд: восьмой том заканчивался 1560 годом, царствованием Ивана IV. Это был маневр автора — увидеть реакцию публики и в случае успеха продолжить рассказ о тиранстве Ивана… В успехе Карамзин сомневался и даже предупреждал в предисловии, что чтение может показаться скучным. К тому же на публикацию требовались большие деньги, у Карамзина их не было. Выход один — ехать в столицу, просить аудиенции у государя. 19 декабря Николай Михайлович с семьей покинул гостеприимное Остафьево, как оказалось — навсегда…

Отъезд Вяземского стал настоящей драмой для московского общества. «Ты скоро увидишь нашего милого князя, — писала одна его светская знакомая подруге. — Он вчера уехал в Петербург по делам и пробудет там до первой недели поста. Пожалуйста, не задерживайте его. Это наше сокровище самое драгоценное, мы все его ревнуем…» Вяземский и Карамзин уехали 30 января 1816 года; 2 февраля в шесть часов вечера были в столице. Сначала остановились в «мерзком» отеле «Гарни», но очень скоро перебрались оттуда на Фонтанку, в дом покойного Михаила Никитича Муравьева — поэта, друга Карамзина и наставника Батюшкова. Гостей принимали вдова Муравьева, Екатерина Федоровна, и сын, девятнадцатилетний Никита, недавно вернувшийся из Парижа. Москвичам отвели весь второй этаж.

Десять лет не был Вяземский в Петербурге — и не мог не заметить, что Северная Пальмира стала еще краше, чем прежде. Огромная, застывшая подо льдом Нева, немосковские, по линейке проведенные улицы, по которым пролетают возки и сани… Конечно, первым делом он повидал друзей — Тургенева, Северина, Блудова, Дашкова, Жуковского. Дважды навещал Вяземский и старого Гаврилу Романовича Державина, ныне одного из столпов «Беседы любителей русского слова». Но первый визит прошел неудачно — Державин был явно нездоров, рассеян, говорил вяло, и Вяземский быстро понял, что он нисколько не интересует мэтра. Лицо Державина было желтым, мутным, губы дрожали. На руках старого поэта дремал белый шпиц. Вяземский с грустью вспомнил, с каким упоением читал Державина лет десять назад. Не такой представлялась ему эта встреча… Во второй раз он пришел к Державину вместе с Жуковским. На этот раз классик был несколько поживее — угостил визитеров обедом (очень худым), показал им иллюстрации к своим трагедиям и вскользь заметил об оде «На коварство»: «Вот таких стихов я писать был бы уже не в силах». Жуковский с Вяземским только переглянулись — эта ода вовсе не входила в число их любимых державинских вещей.

…24 февраля на восьмом заседании «Арзамаса» состоялось очное принятие москвича-Асмодея в «гуси». Присутствовали Жуковский, Уваров, Дашков, Вигель, Тургенев, Блудов и Северин. Веселью не было конца. Вяземский с честью прошел арзамасские испытания — отрекся под грудой шуб «от всякого поползновения на соитие с Беседою», «поразил в огнедышащего лицедея Беседы», «облобызал сову — сотрудницу славы и лиру — певицу мщения», «попрыскал преображенный свой лик освященною водою потопа», произнес присягу и «грозными рогами витийства забодал некого ядовитого москвича, злокозненного историографа клеветы и клеветника на историографов» — Павла Ивановича Голенищева-Кутузова, который искренне полагал, что сочинения Карамзина «тем опаснее, что, под видом приятности, преисполнены безбожия». Вяземский был убежден, что Кутузова «надобно всячески мучить… Такого человека жалеть не надобно; эпиграммой, дубиной, происками — вреди ему как можешь и как умеешь».

— Мой сын! Прими мою руку на братство и любовь! — завершил ответную речь Уваров-Старушка. — Будь твердым оплотом, будь украшением Арзамаса!

— Теперь ты настоящий «московский гражданин, пришлец из Арзамаса», — договорил Жуковский цитатой из собственной басни «Каплун и Сокол».

Как полагалось новичку, Вяземский принес на блюде жареного арзамасского гуся. Хлопнули пробки шампанского… Друзья звенели бокалами… Церемонно обращались друг к другу «ваше превосходительство» и тут же хохотали до упаду. Читали вслух притчи графа Хвостова и опять хохотали. Пели дашковскую кантату «Венчанье Шутовского»… Да, тут было на что посмотреть и что послушать!

Арзамасская круговерть очень пришлась по душе Вяземскому. На следующем собрании принимали Василия Львовича Пушкина (назвали его Вот, но потом переименовали в Вот-Я-Вас и назначили старостой «Арзамаса»). Казалось, сбылась давняя мечта Вяземского — зажить «и душа в душу, и рука в руку», объединить все лучшее в литературе, но не формально, а на веселой, бесшабашной, дружеской основе… Всегда одетый с иголочки, бледный, изысканный Уваров, некрасивый умный Блудов, чуть заикающийся, с неподвижным лицом Дашков, самолюбивый, все примечающий Вигель… Дурачились, как мальчишки, простодушно, бесхитростно, отдыхая душой от служебных тягот, забывая о возрасте и чинах. Шутки, розыгрыши, веселые стихи… Скоро Вяземский наряду с Жуковским стал тем аккумулятором, от которого другие арзамасцы получали энергию веселья. Но не нужно думать, что деятельность «Арзамаса» сводилась к шутовским обрядам и пирушкам по поводу и без. «Мы любили и уважали друг друга, — писал Вяземский, — но мы и судили друг друга беспристрастно и строго, не по одной литературной деятельности, но и вообще. В этой нелицеприятной, независимой дружбе и была сила и прелесть нашей связи. Мы уже были арзамасцами между собою, когда «Арзамаса» еще и не было. Арзамасское общество служило только оболочкой нашего нравственного братства. Шуточные обряды его, торжественные заседания — все это лежало на втором плане». Арзамасцы часто обсуждали на своих собраниях совсем не шуточные вопросы, рецензировали новые стихи. «Это была школа взаимного литературного обучения, литераторского товарищества», — добавляет Вяземский.

О том, что идея «нравственного братства» витала в воздухе задолго до создания «Арзамаса», свидетельствует письмо Жуковского Александру Воейкову: «Мы должны быть стеснены в маленький кружок. Вяземский, Батюшков, я, ты, Уваров, Плещеев, Тургенев должны быть под одним знаменем: простоты и здравого вкуса». Это писалось в феврале 1814 года. Да и «школа взаимного обучения» действовала в дружеском поэтическом кругу еще с допожарных лет. Достаточно заглянуть в переписку Вяземского, Жуковского и Батюшкова 1810—1815 годов, чтобы убедиться: любя друг друга, они «судили… беспристрастно и строго», разбирали свои и чужие стихотворения, не закрывали глаза на промахи и искренне радовались удачам… И именно арзамасский круг выпестовал юного Пушкина, помог ему быстро войти в литературу, стать ее главой…

Конечно, не все участники «Арзамаса» были близкими друзьями, не все внесли в труды общества равнозначный вклад. Например, Александра Воейкова («Дымная Печурка») и Александра Плещеева («Черный Вран») приняли только благодаря рекомендации Жуковского. «Полуарзамасцами», по слову Вяземского, были и Дмитрий Северин («Резвый Кот»), чьи литературные достижения ограничивались двумя баснями, и дипломат Петр Полетика («Очарованный Челнок»), и перебежчик из лагеря «Беседы» Степан Жихарев («Громобой»). Особняком стоят арзамасцы, придавшие веселому обществу ощутимый крен в политику, — Николай Тургенев («Варвик»), Михаил Орлов («Рейн») и Никита Муравьев («Адельстан»), Но всем им так или иначе удалось вписать свои имена в историю русской культуры. И даже Дмитрий Кавелин («Пустынник»), к которому в «Арзамасе» вообще никто не питал приязни и которого в 1821 году Александр Тургенев даже предлагал исключить из общества, известен, во-первых, как адресат послания Жуковского «К Кавелину», во-вторых, как отец историка Константина Кавелина…

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию