Андрей Боголюбский - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Карпов cтр.№ 51

Страница

Об обстоятельствах пребывания епископа в Греческой земле сообщают два источника. Во-первых, это Лаврентьевская летопись, а во-вторых, упомянутая выше грамота патриарха Луки Хрисоверга князю Андрею Юрьевичу — важнейший источник по церковно-политической истории Северо-Восточной Руси. Правда, грамота эта может иметь отношение к нашей теме лишь в том случае, если мы согласимся считать, что она излагает обстоятельства «дела» именно епископа Леона, в чём полной уверенности, к сожалению, нет. Грамота дошла до нас только в русском переводе и в двух поздних списках, представляющих две её редакции, сильно отличающиеся друг от друга. Одна из этих редакций — так называемая Краткая, сохранившаяся в списке XVII века из библиотеки Кирилло-Белозёрского монастыря, — не содержит имя епископа, за которого хлопотал патриарх, и к тому же обрывается на полуслове . Очевидно, она имела продолжение, но какое именно, мы в точности не знаем. Пространный же текст послания содержится в составе Никоновской летописи XVI века . Редакция Никоновской летописи превосходит Краткую более чем в два раза; именно в её дополнительной части и разбираются вопрос о постах в среду и пятницу в «Господские» дни и некоторые другие сюжеты — но в аутентичности этой дополнительной части у нас есть серьёзные сомнения. В летописной редакции послания имя изгнанного князем епископа названо — но им оказывается не Леон, а… Нестор. Однако при сличении двух редакций ясно, что имя это отсутствовало в подлинной грамоте патриарха Луки и было вставлено позднее составителями самой Никоновской летописи — что называется, по догадке. И очень похоже, что догадка эта оказалась неверной и речь в послании идёт всё же о Леоне . Есть в редакции Никоновской летописи и другие имена, также добавленные в текст грамоты. И относительно их нет никакой уверенности в том, что имена эти подлинные. Характер работы составителей Никоновской летописи хорошо виден уже из сличения заголовков послания в обеих редакциях. В Краткой читаем: «Грамота ведикого патриарха Луки ко князю Ондрею Ростовскому Боголюбскому». В Никоновской же летописи заголовок заметно распространён: «Послание великого патриарха Луки к великому князю Андрею Ростовскому и Суздальскому Боголюбскому, сыну Юрья Долгорукаго, внуку Владимерю, о Нестере, епископе Ростовьском и Суждальском». Но Андрей не носил в то время титул великого князя! И патриарх Лука никак не мог называть его так, ибо признавал великим князем занимавшего киевский престол Ростислава Мстиславича! К тому же прозвище отца Андрея, «Долгорукий», появляется в источниках, и притом русских, а не греческих, не ранее середины XV века! То есть эти добавления явно выдают руку позднейшего редактора текста. Но если так, то можем ли мы иначе, чем к такому же произвольному добавлению, отнестись к имени епископа Нестора, читающемуся в том же заголовке? ^[68] Отметим также, что в Никоновской летописи послание патриарха Луки размещено под 1160 годом — заведомо неверным, ибо вопросы, которые обсуждались в грамоте, приобрели особую остроту в Ростовской земле позднее ^[69]. Но не эта ли неверная дата и обусловила появление в тексте грамоты имени Нестора, занимавшего епископский стол в Ростове до Леона? Ведь в 1160 году, по свидетельству той же Никоновской летописи, Леона в Ростове попросту не было!

Оба этих источника — и Лаврентьевская летопись, и послание патриарха — рассказывают о судьбе епископа Леона (согласимся всё же, что речь в послании идёт о нём) совершенно по-разному, освещая различные, напрямую не связанные между собой эпизоды его пребывания в Византии. Сравнивая и анализируя тексты, можно прийти к выводу, что епископу пришлось не единожды совершать поездки на родину, ища защиту от возводимых на него обвинений. И не всегда ему сопутствовала там удача.

По летописи, епископ явился к самому императору ромеев Мануилу Комнину — но этот шаг с его стороны оказался ошибочным. Один из ярчайших представителей византийской истории XII века, личность необыкновенная во многих отношениях, император Мануил I (1143–1180) ещё не раз будет привлекать наше внимание. Пока же скажем о том, что в своей внешней политике он уделял немалое внимание Руси и находился в дипломатических сношениях с разными русскими князьями. Начало 60-х годов XII века ознаменовано для Византии продолжающимися войнами: прежде всего с туркамисельджуками на юге и венграми на севере. В войне с Венгрией русские князья рассматривались Мануилом как возможные союзники. Правда, не все. Так, могущественный галицкий князь Ярослав Владимирович Осмомысл до времени оставался скорее врагом законного василевса, ибо поддерживал его двоюродного брата Андроника Комнина, также претендовавшего на византийский престол. Но тем больше был заинтересован василевс в союзе с правителями других русских княжеств, и прежде всего с киевским князем Ростиславом Мстиславичем и суздальским Андреем Юрьевичем (которые, напомню, в 1161 году заключили мирный договор друг с другом). «Мануилу цесарю мирно в любви и братолюбии живущю с благочестивым князем нашим Ондреем», — напишет чуть позже владимирский книжник , и это будет правда. Добрые отношения двух правителей подкреплялись ещё и тем, что Андрей был сыном князя Юрия Долгорукого, верного союзника Мануила на протяжении многих предшествующих лет.

Эти предварительные замечания помогают нам понять, почему у епископа Леона было немного шансов добиться поддержки у василевса. К тому же взгляды Леона на соблюдение поста в среду и пятницу, по-видимому, не совпадали со взглядами на этот предмет самого императора. А надо сказать, что император Мануил вообще отличался любовью к разного рода богословским диспутам, нередко сам участвовал в них и всегда с горячностью отстаивал свою точку зрения, даже если она входила в противоречие с точкой зрения признанных авторитетов, включая и самого константинопольского патриарха. Тем, кто пытался противоречить ему, приходилось несладко. Рассказывали, что однажды, когда патриарх и другие иерархи не согласились с изменениями, которые василевс предложил внести в чин оглашения иноверцев (вопрос сугубо церковный!), император «оскорбился этим» и в гневе дошёл до того, что начал осыпать архиереев бранью, называя их «всесветными дураками» . Тем менее склонен он был церемониться с каким-то провинциальным епископом, попавшим ему, что называется, под горячую руку.

Страница