Бог без машины. Истории 20 сумасшедших, сделавших в России бизнес с нуля - читать онлайн книгу. Автор: Николай В. Кононов cтр.№ 19

На улице похолодало. Последний автобус ушел, и мы ждали такси. Хребет Хамар-Дабан окрасился в охру.

Подкатили два джипа. Из первого вышел водитель, похожий на шофера междугороднего автобуса. У второго возник человек, встреть которого в Сочи, я бы ни за что не сел с ним играть в преферанс. Белые клеши, белая же отутюженная кепка, рубаха с короткими рукавами и цигарка в углу рта — вот как выглядела эта совершенно не кузбасского вида личность. Шоферы поплевали на тротуар, постучали ногою по колесу и о чем-то заговорили.

Еще через пять минут в дверях шахтоуправления нарисовался Козовой в белой рубахе и серых брюках. Он спорил на ходу с господином, одетым с лоском: клубная куртка, ковбойка, джинсы.

Когда спорщики дошли до джипов, стало очевидно, кто к какому водителю пойдет. Козовой отправился к междугороднику, человек в куртке — к сочинцу. Я сообразил, что пижон — Вагин, второй владелец «Распада», и поспешил знакомиться.

Джип петлял по серпантину, а Вагин рассказывал, как рекламировали перед инвесторами свои акции накануне IPO. Еще рассказывал, что они с Козовым отдыхают у Белого моря, ловят рыбу на Варзуге.

Я думал о том, что образ строителя великой компании неплохо исследован. Строитель скромен, фанатичен, сконцентрирован на продукте (услуге), умеет смотреть за угол, определяя, что захочет человечество через десять лет, безошибочно селекционирует таланты, семьянин, по вечерам играет на банджо, сидя на крыльце. Тихий требовательный пророк с непоколебимыми ценностями.

Не верю. Есть туча примеров, доказывающих обратное; из самых известных — Брэнсон со своей Virgin или Джобс, выстроивший Apple на культе личности.

Так же относительны оценки устойчивости компаний, созданных крутыми парнями. Джим Коллинз в бестселлере «От хорошего к великому» брал как критерий рост, превышающий темпы рынка. Правда, кризис показал, что прошедший по этому критерию ипотечный банк Fannie Mae — пузырь, надутый свопами ^[21].

В России трудно определить степень устойчивости компании, если даже она показывает рост. Приватизированное могут отобрать, как «Юкос»; поднятое с нуля заставят продать, как «Евросеть».

Однако, когда мы упали на резиновую ленту и покатились к станции, где ждал лилипутский поезд, мне показалось, что вот пример компании, которую трудно развалить — Козовой установил в ней крепкие связи. Это его каста, город, земля — выстроив свое дело, он по своей воле из него не уйдет.

В 1998 году консультанты из IMC советовали ему и Вагину закрывать «Распад»: «Не выживете». Бывшие коллеги торговали алтайской водкой, имея маржу в 300 процентов, но шахтерам спиртовой путь показался неинтересным. Возможно, поэтому Путин негласно выбрал Козового докладчиком от угольщиков.

Еще деталь: в русском списке Forbes мало партнеров — обычно златосотенцы с компаньонами или шумно развелись, или избавились от них иными способами. Вагин и Козовой чуть ли не единственный тандем, основанный на дружбе.

Если посчитать, сколько раз компания упомянута в рубрике «Флюгер» газеты «Ведомости», где публикуются биржевые рекомендации, выяснится, что именно ее акции аналитики рекомендовали покупать чаще других. За пять лет капитализация «Распада» выросла в пять раз.

Когда мы выбирались из забоя по виляющей тропке, я вспомнил «эфкианский» склеп. Неверно сопоставлять компании из разных отраслей, но лежа на резиновой ленте, я подумал, что все-таки можно сравнить, как в них дышится, почему нет? На глубине –500 несся свежий воздух и дышалось легко — в отличие от могильника у засечной черты.

Последний абзац я написал до 8 мая 2010 года — дня, когда на «Распадской» произошла катастрофа. Сначала рванули метан и угольная пыль, затем начался пожар, который привел к гораздо более мощному взрыву, разрушившему надземные здания. Погибли девяносто человек. Горизонтальные стволы не помогли.

Кто-то говорил, что слишком интенсивно грызли породу. Кто-то предлагал запретить добывать уголь на Кузбассе подземным способом. Кто-то рассказывал, что шли по плану, но пласт выбросил аномально много газа, и после первого взрыва шахтеры попали в патовую ситуацию: выключишь вентиляторы ствола — газ продолжит концентрироваться; а не выключить в условиях пожара опасно. Выключили и получили второй взрыв.

Спустя полгода Козовой возобновил работу на лавах, не тронутых взрывами. Как говорят междуреченцы, в «Распадскую» по-прежнему самый высокий конкурс. В Ростехнадзоре не под запись сказали — кузбасские пласты очень загазованы, а разрабатываемый «Распадом» особо опасен. Поэтому риск всегда велик, и даже самые ответственные собственники не застрахованы от трагедии.

Авария деморализовала Козового, но он нашел в себе силы начать вторую жизнь компании. Мне не удалось встретиться с ним и спросить о причинах взрыва и идее вовсе прекратить подземную добычу (у «Распадской» есть открытый угольный разрез), но отчего-то я верю, что «Распадская» вернется в биржевые сводки с рекомендацией «покупать».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГАЗОНОКОСИЛЬЩИКИ

Золотодобытчик стал президентом маленькой республики и раздаривает состояние ее жителям. Кузнец гипнотизирует закрытый аукцион в Лондоне, где выставлены древние черкесские вещи с клеймом ее ювелирной компании. Хозяин транспортной фирмы идет на компромисс с верой ради процветания земли, населенной сбежавшими от властей старообрядцами.

Они — и сотни других предпринимателей — были первыми, кто начал бизнес на руинах империи, и подготовили почву для следующего поколения, свободного от совка. Известно, сколько лет надо косить лужайку, чтобы получился газон. Но мало кто понимает, как трудны первые годы борьбы с сорняками, и только прирожденные газонокосильщики получают от нее удовольствие.

Глава I. Метель

Богом из машины, который, как в античной драме, явится в страшную минуту, избавит, прекратит безумие и повернет жизнь вспять, быть трудно, но можно. Какой ценой — вопрос. Его наверняка задавал себе сын колхозного плотника, когда решал, связываться ли с властьимущими, чтобы получить конкурентное преимущество для бизнеса. Он вырастил компанию, которая сделала его деревню почти счастливой, но ее история — антипод историй великих стартапов.

Камера работает. Дубль один. Стук хлопушки. Северная деревня, 300 километров до Котласа, 500 до Архангельска.

В кадре утро, избы на холме, дым из труб. У подножья холма изгибается река Устья, за ней сосновый бор до горизонта. Погода волнуется: свистит, задувает. Солнце похоже на каплю масла в манной каше.

Средний план. Метеные деревянные тротуары. На главной улице два заколоченных дома, оставленных хозяевами. Напротив пустых окон обстукивает налипший на валенки снег Валентина Федорова, глава совета женщин села. Разглядывает забор, извлекает из кармана старую варежку и вытаскивает оттуда телефон. «Але, Павел, у Ефремова дома из забора две доски стащили. Надо починить».