Тактика победы - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Кутузов cтр.№ 99

Реляция Кутузова была очень коротка и скромна для нас, даже слишком скромна, так как он там говорил только о себе, не упомянув даже имени ни одного из генералов. Можно себе представить, как мы были этим шокированы. Он понял это, почувствовал свою ошибку и с тех пор изменил уже тон своих реляций.

Он ужасно беспокоился, как примут в Петербурге его реляцию; по убеждениям ли из-за политики, но реляция была принята прекрасно, и Кутузов получил портрет Государя, и все генералы (исключая кавалерийских) и многие из офицеров – награды, которые, впрочем, были очень дурно распределены и сделали больше недовольных, чем счастливых.

Я получил золотую шпагу, украшенную бриллиантами, но отказался от нее. Государь повысил в чин генерал-лейтенанта 9 генералов, бывших моложе меня, из которых только двое были надеждой армии ^[120], два даже ее стыдом ^[121], а остальные служили меньше меня ^[122]. Государь давно, еще в Петербурге, обещал мне дать генерал-лейтенанта при первой возможности, или генерал-аншефа, и я написал ему, прося обещанный мне чин, который я должен был получить еще два года назад.

Несколько времени спустя после этого сражения один турок, Мустафа-ага, приближенный великого визиря, обыкновенно исполнявший все его поручения, явился к Кутузову, чтобы выразить известный знак вежливости. Заметив у Кутузова в петлице портрет императора и узнав, что он пожалован ему за Рущукское сражение, он с нескрываемой иронией и очень ипокритическим тоном произнес: «Я в восторге, так как наш великий визирь тоже получил бриллиантовую эгретку за то же сражение».

23 июня мы чувствовали себя совершенно покойно, и Кутузов отдал приказание начать постройку укрепления, которое пересекало бы как Черноводскую дорогу, так и равнину, по которой турки обошли наш левый фланг. 24 числа, в 11 часов вечера, он призвал к себе всех генералов и передал мне приказание, чтобы я вместе со своим корпусом и кавалерией немедленно перешел бы Дунай, а генералу Эссену он приказал остаться временно в Рущуке, вывезти всю артиллерию и продукты, а затем сжечь город и 26-го вечером присоединиться ко мне.

Все это было исполнено в необыкновенном порядке и в точности, что делает генералу Эссену большую честь.

В 2 часа ночи все войска были уже на своих местах, а 25-го вечером вся артиллерия, несмотря на то, что было более 150 пушек, была вывезена.

Несчастные болгарские жители Рущука и некоторые валахские купцы никак не ожидали, чтобы мы покинули город; многие из них имели ценное имущество, богатые товары, и все это они должны были потерять. Так как они нигде не могли достать себе повозок для перевозки вещей, то, несмотря на невыносимую жару, они сами, на своих спинах, перетаскивали все более ценное из Рущука в Журжево, а это составляло около 4-х верст пути. Мы с грустью смотрели на это печальное зрелище.

Кутузов присутствовал лично при нашем переходе через Дунай и все время выказывал ужасное волнение и нетерпение. Он до такой степени забылся, что позволил себе ударить шпагой одного офицера 29-го егерского полка. К счастью, этот офицер был на дурном счету, но во всяком случае поступок Кутузова остается таким же нетактичным, чтобы не сказать более.

Наконец 26 июня в 8 часов вечера, в городе никого не осталось, кроме гарнизона. Под прикрытием постов и при пушечных выстрелах, возвещавших наше отступление, все войска корпуса Эссена перешли мост и построились в боевом порядке на левом берегу Дуная.

Валы Рущука вовсе не были разрушены, потому что нужно было употребить по крайней мере месяц, чтобы их уничтожить, а то, что было там испорчено, в очень короткое время восстановлено было турками. Земляные валы, по своей давности постройки, стали так тверды, как будто сделаны из камня.

Город должен был быть подожжен со всех сторон только тогда, когда уже все войска будут выведены. Поручение это было возложено на генерала Гартинга, но этот бедный генерал, которому, кажется, всегда суждено быть неловким и несчастливым во всяком деле, за которое он принимался, и здесь поступил неудачно. Вследствие его неточных распоряжений огонь стал распространяться раньше, чем войска начали выступление, так что 7-ой егерский полк, который выступал последним, проходил по улицам среди пылающих домов. Не удался ему также и взрыв миной цитадели. Город сгорел почти совсем до тла, и мы были свидетелями этого зрелища, чудного и ужасного в одно и то же время. Дунай отражал в своих водах пламя пожара, свет которого был сильнее света луны, бывшей тогда во второй фазе.

Генерал Эссен пробыл в городе, пока все оттуда не вышли, и сам ушел последним. Как только он перешел мост, в одну минуту подняли все якоря, и мост течением стало относить на нашу сторону.

И так, проникнув с войсками почти до самых Балкан, мы вдруг покинули правый берег Дуная, и теперь, больше чем когда-нибудь, мир казался нам делом далекого будущего.

Это отступление от Рущука многие сильно критиковали; мы даже читали во французских газетах длинные рассуждения по этому событию, где Кутузова не очень щадили. Но я далеко не разделяю этого мнения. Кутузов поступил очень умно, покинув Рущук: во-первых, эта крепость, как я уже заметил, не вместит всю ту массу пехоты, которая была с нами, а во-вторых, если бы мы даже там как-нибудь и разместились, то при нападении турок (что действительно они намеревались сделать), мы слишком мало имели средств к обороне.

Если бы мы начали отступление тогда, то это дало бы им возможность окружить Рущук и Журжево, и мы могли бы потерять путь отступления. Единственная вина Кутузова состоит в том, что он не успел воспользоваться уничтожением турок после Рущукского сражения. Преследуя их безостановочно, он мог бы дойти до Шумлы и там уже совершенно рассеять их; тогда бы окончилась война, и были бы разрушены все турецкие укрепления, построенные великим визирем.

Тогда бы и дефиле у Пизанцы не были бы для нас препятствием, так как их некому было бы защищать. Кутузов должен был знать, что такое турецкая армия, когда она побита или ожидает этого.

Сначала мы думали, что при оставлении Рущука Кутузов руководился только указаниями двора, но затем мы узнали, что такое умное распоряжение было отдано им самим и что он сильно волновался, не зная, как будет принято в Петербурге известие о его действиях.

После нашего отступления от Рущука Кутузов послал в Слободзею генерала Войнова с Белорусским и 39-м егерским полками; Олонецкий полк возвратился в Турно, а остальная армия расположилась лагерем на левом берегу Дуная, причем левый фланг занял прежние Слободзейские укрепления, что около Журжево, а правый около самой деревни. Главная квартира разместилась в Журжево.