Нечаев - читать онлайн книгу. Автор: Борис Егоров, Феликс Лурье cтр.№ 74

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Нечаев | Автор книги - Борис Егоров , Феликс Лурье

Cтраница 74
читать онлайн книги бесплатно

Весной 1875 года Успенского, а с ним и Ишутина перевели на Кару. Именно тогда власти решили превратить Кару в центр Нерчинской каторги. В это время там находилось около двухсот участников Варшавского восстания 1863 года. Сохранилось письмо Успенского к А. А. Черкесову, отправленное сразу же по прибытии на Кару: «Что касается до настоящего времени, теперь в каторге из русских политических только двое: я и мой сожитель Ишутин. Он уже несколько лет как расстроен психически, но его помешательство тихое. Ему вышел давно срок так называемого испытания, если не считать даже Манифестов, но его почему-то держат, может быть потому именно, что он человек больной. Теперешняя наша обстановка действует на него убийственно, и я боюсь, что он недолго выдержит эту жизнь, между тем как на свободе, я уверен, он мог бы поправиться». [533]

Соседство с Ишутиным, тяжкие бытовые условия, противозаконный запрет свидания с женой пагубно повлияли на психику Успенского. В ноябре 1875 года в III отделение поступило письмо генерал-губернатора Восточной Сибири:

«Военный Губернатор Забайкальской области от 30 минувшего октября за № 4340 доносит мне, что 21 числа того же октября, около 3 часов пополудни, содержащийся в Нижне-Карийской тюрьме, государственный преступник Петр Успенский посягнул на самоубийство, через повешение на поясном ремне; но совершившееся повешение вовремя усмотрено и Успенский вынут из петли смотрителем тюрьмы и тотчас же приведен в чувство. По осмотре Успенского врачом, прибывшим через час после происшествия, оказалось, что общее состояние здоровья его удовлетворительное и, кроме успокоительных средств, серьезных медицинских пособий не требовалось.

Причина, побудившая Успенского на самоубийство, как следует заключить из его слов, безнадежность положения относительно облегчения его участи, упадок душевных сил и тоска по семье.

При этом Генерал-Майор Пашенко присовокупил, что разрешенное мною перечисление Успенского из ряда испытуемых в разряд исправляющихся должно было произойти в день покушения его на жизнь, но не было еще объявлено ему до происшествия». [534]

Лишь 4 июля 1877 года Успенскому разрешили первое свидание с женой. [535] В 1879 году Петра Гавриловича выпустили из тюрьмы в «вольную команду». «С начальством он не Фрондировал, — вспоминал об Успенском кариец Н. А. Чарушин, — он держался от него в стороне, не желая ставить себя в ложное положение. Когда мы приехали на Кару, он жил со своей семьей (жена и сын) в собственном доме, состоявшем из нескольких комнат, и зарабатывал себе пропитание уроками, организовав в своем доме нечто вроде небольшой частной школы, где учились дети карийских служащих. <…> А. И. Успенская уже давно служила фельдшерицей в местном лазарете и благодаря своим знаниям, добросовестному отношению к своим обязанностям пользовалась любовью и уважением <…>. [536] Но их совместная жизнь продолжалась недолго. По распоряжению сердобольного министра внутренних дел, изобретателя «диктатуры сердца» графа М. Т. Лорис-Меликова 1 января 1881 года вольную команду ликвидировали. [537]

На Карийской каторге заключенные и ссыльные находились в ужаснейших условиях. В. Г. Короленко писал об этом времени: «К тяжелому режиму присоединились внутренние раздоры и дрязги среди самих заключенных. Я не знаю этого точно, но то, что рассказывали заключенные, рисует это время самыми мрачными красками. Говорили даже об убийстве в своей собственной среде». [538]

Короленко слышал от очевидцев сущую правду, и речь шла об Успенском.

По возвращении в тюрьму Успенский оказался в коммуне, состоявшей из сокамерников. Один из них, И. Ф. Волошенко, постоянно раздражал «гордого и замкнутого» Петра Гавриловича своей нарочитой нечистоплотностью. Однажды Успенский вспылил и отказался от участия в коммуне, чем вызвал неодобрение товарищей. Ссора с Волошенко переросла в подозрение, а затем и в обвинение Успенского в доносе начальству о готовившемся побеге. [539] Утром 27 декабря 1881 года его нашли повешенным. Политические заключенные А. М. Баламез, И. К. Иванов и Ф. Н. Юрковский устроили ему самосуд. [540] Подробности этой драматической истории до сих пор неизвестны — все ее участники и свидетели дали слово держать случившееся в строжайшей тайне. Именно поэтому В. Г. Короленко ничего не удалось узнать. Бывший народник, многолетний кариец С. П. Богданов писал в 1927 году:

«Обвинение Успенского в шпионстве и убийство его было диким, несуразным явлением в нашей тюремной жизни. Решительно никаких оснований не было не только для обвинения, а даже для подозрения. Это могло прийти в голову только психически больному человеку, которым и был Игнат Иванов». [541] Политические каторжане организовали товарищеский суд, после тщательного разбирательства невиновность П. Г. Успенского была установлена. [542]

Страшная смерть Петра Гавриловича мистически напоминает убийство И. И. Иванова. И тот и другой пали от рук товарищей, подозревавших их в предательстве.

Бывшие нечаевцы смогли найти в себе силы бороться против зла в себе, изгнать из себя бесов. Среди бывших членов «Народной расправы», включая участников убийства Иванова, были люди честные, добрые и трогательно доверчивые. Дальнейшая их жизнь подтверждает справедливость горестного утверждения Ф. М. Достоевского о существовании определенных условий, в которых преступления совершаются «вовсе не мерзавцами». [543]

Известный публицист, присяжный поверенный К. К. Арсеньев, защищавший И. Г. Прыжова на «Процессе нечаевцев», писал вскоре после его окончания, что «молодые умы, не охлажденные опытом жизни, не знакомые еще ни с твердостью основ, на которых держится государственное и общественное устройство, ни с важностью и многочисленностью условий, которые должны быть приняты в расчет при всяком преобразовании этого устройства, — всегда расположены к движению, к переменам. Наиболее пылкие из них верят в возможность устранить за один раз все то, что кажется им несовершенным, и создать не только новый порядок, но и новых людей, ему соответствующих. Мысль о борьбе, об опасности скорее воодушевляет, нежели устрашает юношей, в глазах которых все выходящее из серой обыденной жизни имеет романтическую прелесть. В государствах, не привыкших еще к умственной свободе, такое настроение умов кажется чем-то безусловно несовместимым с общественным спокойствием и вызывает целый ряд строгих мер, основанных на недоверии к молодежи. История показывает нам, между тем, что по мере уменьшения этого недоверия наклонность к беспорядкам не усиливается, а ослабевает». [544]

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию