Династия Романовых - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Рудычева, Владимир Сядро, Валентина Скляренко cтр.№ 35

Так, вопреки желанию «Великой беззаконницы», как называла Екатерину II Гримберг, на троне оказался тот, кто по закону уже 24 года должен был его занимать. Став российским монархом, Павел I первым делом позаботился о восстановлении поруганной чести своего отца Петра III. По его повелению была проведена эксгумация тела императора, затем гроб с ним торжественно перенесли в Зимний дворец и разместили рядом с гробом Екатерины II. Оттуда похоронная процессия направилась к Петропавловскому собору – месту их совместного погребения. Что интересно, впереди нее, по приказу Павла, шли… непосредственные убийцы его отца – князь Федор Барятинский и граф Алексей Орлов. Описывая это событие, Н. М. Коняев заключал: «Сокороновав прах Петра III с прахом Екатерины II и захоронив их в один день, Павел как бы вычеркнул правление матери, установив свое прямое наследование Петру III».

В длинной череде российских государей фигура императора Павла I считается такой же противоречивой и загадочной, как и его отца. Как при жизни, так и после смерти за ним повсюду тянулся шлейф непонимания, осуждения и насмешки, создавая миф о его психической ненормальности. Но он не был безумцем. Напротив, от природы это был умный, просвещенный и добрый человек, которого обстоятельства политического безумия и истерической тирании постоянно загоняли в угол. Долгие годы он жил наедине с мучительным вопросом: является ли его мать убийцей его отца? Так же долго терпел ее равнодушие и унизительное соперничество с собственным сыном в очереди на трон. Это не могло не отложить негативного отпечатка на его и без того вспыльчивый характер и психику. Поэтому вслед за Ф. Гримберг следует признать, что «в характере Павла, конечно, присутствовал этот, как мы его назовем, “комплекс Гамлета” – нервическая неуравновешенность человека, чьи права (и на очень и очень многое права) попраны». Это отчетливо заметили и в странах Европы, которые Павел Петрович посетил вместе со своей супругой в 1781 году. Ф. И. Гринберг приводит в связи с этим такой интересный факт: «…в Вене в 1781 году хотели было поставить “Гамлета”. Говорили, что интересно будет увидеть сразу двух Гамлетов: одного – на сцене, другого – в зале. Но, впрочем, постановка так и не состоялась. А Павел Петрович и сам соотносил себя с принцем Датским; и мать была его Клавдием и его Гертрудой, и вельможа Никита Иванович Панин, просвещенный граф, руководитель его воспитания, был его Полонием. И Павел даже рассказывал, как явился ему призрак великого прадеда, Петра I, и сказал: “Бедный Павел, бедный князь!..” Конечно, призрак был прав».

Хотя Павлу I довелось процарствовать все лишь четыре года, он успел начать всестороннее реформирование как в армии, так и в гражданских делах. Уже в начале своего правления он утвердил очень важный для династии документ, который упорядочил престолонаследие. «5 апреля 1797 года, – пишет Н. М. Коняев, – когда в Москве состоялась коронация, император Павел достал составленный им девять лет назад совместно с Марией Федоровной акт о наследовании престола старшим сыном и, начертав: “Верно. Павел”, положил в специальный ковчежек в алтаре Успенского собора.

Так был восстановлен отмененный Петром I закон о наследовании престола. Этот акт существенно ограничивал свободу монарха в выборе преемника. Престол теперь должен был наследовать старший сын, независимо от борьбы дворцовых партий и придворной конъюнктуры». В соответствии с этим документом для содержания императорского дома было образовано ведомство “уделов”, которое управляло землями, принадлежавшими императорской фамилии, и жившими на них крестьянами.

Оговоренные в новом законе, который назывался «Учреждение об императорской фамилии», условия должны были стать надежной гарантией против ужаса дворцовых переворотов. Ведь отныне наследование престола приобретало четкий юридический характер. Роковая брешь петровского указа от 1722 года была наконец ликвидирована. В. О. Ключевский назвал этот указ «первым положительным основным законом в нашем законодательстве». Он ограничивал произвол и амбиции отдельных личностей, исключал возможность повторения заговоров и переворотов, укреплял самодержавие как институт власти. «Пусть в государстве невозможно будет ввести строгую законность, – пишет Ф. Гримберг, – зато теперь “на законных основаниях” могла жить династия… Да, теперь покончено было с подложными завещаниями, самозванцами и погибающими в тюрьмах низложенными императорами».

Правда, по горькой иронии судьбы, на самого создателя нового закона о престолонаследии его действие не распространилось. Называя убийство Павла I последним «внутридинастическим» убийством в семействе Романовых, исследовательница пишет: «Не прошло и трех месяцев от начала нового, девятнадцатого века, и Павел I был убит. В марте 1801 года, заговорщиками, ночью. Был ли он, как позднее говаривали, “подозрителен до безумия”? Нет, наверное, он все же был недостаточно подозрителен… Он, установивший для Романовых “строгую законность”, оказался последней жертвой воли, согласно которой, по единственному закону жестокой справедливости, править должен тот, кто в силах править, в силах удержать власть и трон за собою. Павел оказался не в силах. После него Романовы уже не будут убивать друг друга. Но во главе заговора, убившего Павла, вероятнее всего, стоял его сын…»

В связи с этим вполне закономерен вопрос: зачем Александру нужна была смерть его отца, если в соответствии с принятым Павлом законом престол рано или поздно должен был достаться старшему сыну, т. е. ему? В том-то и дело, что скорее всего поздно. Но дело было не только в наследовании престола. Для Александра отец был олицетворением тирании, человеком с чуждыми ему политическими взглядами. Первоначальная цель заговора состояла не только в свержении тирана, но и в принятии конституции. Однако первое намерение закончилось трагедией, а второе – фарсом. Вот как описывает события переворота Н. М. Коняев: «…и граф Панин, и князь Зубов, и сам великий князь Александр, замышляя переворот, имели намерение не только угодить англичанам, но и ввести умеренную конституцию. Платон Александрович даже брал у генерала Клингера для прочтения “Английскую конституцию” Делольма, и на основе ее изготовил свой проект. Никитой Ивановичем Паниным тоже был изготовлен вариант английской конституции, переделанный под русские нравы и обычаи. Был также проект Гавриила Романовича Державина, по которому в России следовало образовать нечто наподобие кортесов – органов сословного предствительства на Пиренейском полуострове…

Насколько эти проекты были созвучны русской действительности, наглядно демонстрирует ошибка, сделанная Я. К. Гротом при публикации конституционной заметки Державина. Вместо “его кортесов” он напечатал “его картонов”…

“Который же из проектов был глупее, – справедливо замечает по этому поводу князь А. Б. Лобанов-Ростовский, – трудно описать: все три были равно бестолковы”.

– Где же бумаги? – был задан вопрос князю Зубову, когда вспомнили о национальных полномочиях конституционализма.

Тот начал рыться в карманах, но текста конституции не нашел. То ли Платон Александрович обронил ее в суматохе, то ли позабыл дома, поскольку на убийство монарха отправился сильно навеселе.

– Полно ребячиться, Ваше Величество! – повторил граф Пален. – Идите царствовать. Покажитесь гвардии, пока вас не подняли на штыки.