Мятеж реформаторов. Когда решалась судьба России - читать онлайн книгу. Автор: Яков Гордин cтр.№ 116

И еще один штрих: почему Бистром, узнав о роли Ростовцева в событиях, о его свидании с императором, грубо порвал со своим адъютантом? Почему он решился резко отстранить от себя офицера, которого после восстания демонстративно приблизил великий князь Михаил Павлович?

Бистром, вопреки своим намерениям, не посетил после Измайловского Московский полк, быть может потому, что узнал о мятеже московцев, — в это время дня мало кто об этом не знал. Поехал ли он к егерям прямо от измайловцев или заезжал еще куда-то — неизвестно. Но у егерей он оказался после двенадцати, когда 1-й батальон уже присягнул. Делать было нечего — Бистром одобрил действия Головина.

Услышав — возможно, не впервые — от Головина о событиях в Московском полку, Бистром, вместо того чтобы немедленно туда поспешить для наведения порядка, послал поручика Бера, адъютанта Головина, за подробностями. Что крайне странно.

Бистром был человеком блестящей храбрости. Нет оснований думать, что он боялся ехать в казармы мятежного полка. Он не желал этого делать по каким-то иным причинам. Быть может, потому, что, приехав туда, он волей-неволей должен был бы агитировать за Николая. А он этого явно не хотел.

Поручик Бер вернулся с известием, что командующий корпусом Воинов уже у московцев и требует Бистрома к себе. Бистром поехал, взяв с собой Головина.

Официальные и официозные сведения о происходившем в Московском полку после ухода восставших рот, которыми мы обычно пользуемся, отнюдь не соответствуют действительности. Те роты, которые в начале одиннадцатого часа не последовали за Щепиным и Бестужевым, волновались и бурлили в казармах. Прапорщик Нольянов, появившийся в Московском полку около двенадцати, как мы знаем, "нашел там все в величайшем смятении… нижние чины толпою теснились на дворе, офицеры бегали с обнаженными шпагами". (Это никак не может относиться к самому мятежу, ибо с тех пор прошло уже более часа.)

Офицеры с обнаженными шпагами пытались обуздать возбужденных солдат. И в какой-то степени им это удалось. Во всяком случае, когда Бистром и Головин прибыли к московцам, они застали роты неприсягнувшими (первый час дня!), но уже в строю.

"По прибытии нашем на Глебов двор, где был уже и командующий корпусом, нашли мы примерно роты две, стоявшие во фронте, и многих офицеров лейб-гвардии Московского полка, которые рассказали нам вкратце происшедший в полку известный беспорядок. Стоявшие в строю люди были совершенно спокойны; но другая куча числом около сорока, стоявшая далее в углу при входе на другой двор, казалось, была в расположении буйном. К сей последней начальник пехоты, поздоровавшись с фронтом, подошел, и я также вместе с ним; люди, составлявшие сию отдельную кучу, были разных рот, в мундирах и с ружьями. Они не показывали, впрочем, никаких дерзких намерений, сохраняли должную вежливость; но только не хотели строиться, отзываясь, что роты их нет, видно также было, что они находятся в смущении и недоверчивости насчет присяги. Пока начальник пехоты старался уговорить людей сих, чтобы они возвратились к своему долгу, объясняя им все обстоятельства вступления на престол государя императора Николая Павловича, так и то, что их обманывают под предлогом верности прежде данной присяге, прибыл его высочество великий князь Михаил Павлович. После чего вскоре оставшиеся тут люди Московского полка стали принимать присягу без всякого уже сопротивления".

Все это тоже довольно странно.

Имея в своем распоряжении две роты — около пятисот штыков, — начальник гвардейской пехоты тратит время на уговоры сорока непослушных солдат. И не добивается ни малейшего успеха. Он занимается этим, хотя рядом стоят две смирные, но неприсягнувшие роты. Офицеры сумели их построить, но не сумели заставить присягнуть. Не сумел заставить их присягнуть и командующий корпусом. Да видно, не очень и старался — во всяком случае, Головин ни словом не упоминает о каких-либо его действиях в этом направлении.

Командующий корпусом молчит. Начальник пехоты не хочет и попытаться прибегнуть к силе, чтобы ликвидировать опасную и тягостную паузу и привести оставшуюся часть полка к полной покорности.

Присяга Николаю происходит только по прибытии великого князя Михаила. А если бы он не приехал?

Михаил описал потом этот эпизод весьма выразительно: "Когда великий князь вошел на полковой двор, эти четыре роты (в казармах осталось около двух с половиной рот. — Я. Г.) стояли в сборе; перед ними ожидал священник в облачении за налоем, и расхаживали в недоумении командир гвардейского корпуса Воинов и командовавший гвардейскою пехотою Бистром".

Если сравнить поведение Воинова и Бистрома с тем, как вел себя в подобной ситуации, скажем, преданный Николаю Сухозанет, отнюдь не превосходящий их храбростью, то ясно, что оба они были очень мало заинтересованы в присяге Московских рот Николаю.

По сути дела, Бистром весь день вел себя по отношению к новому императору не только пассивно, но и нелояльно.

Бистром вернулся в Егерский полк, привел его в район Сенатской площади и встал с ним на Адмиралтейском бульваре — за Измайловским полком.

Среди тех генералов, которые находились в этот день на передовой линии, окружали императора, водили в атаку кавалерию, пытались уговорить мятежников, Бистрома не было. Он ни разу не появился перед фронтом восставших. Он не сделал ничего, чтобы помочь Николаю. Он, второе по значению лицо в корпусе.

Он стоял в тылу императорских войск — между Сенатской и Дворцовой площадями — во главе преданных ему гвардейских егерей и ждал…

Он стоял в очень выгодной позиции. Между ним и Зимним дворцом не было ни одного взвода. Перед ним стоял ненадежный Измайловский полк с несколькими офицерами-заговорщиками. Полк, который некогда был так же оскорблен Николаем, как и Егерский.

В случае активных и удачных действий восставших два эти полка могли перейти на их сторону, и тогда положение Николая стало бы безнадежным.

Бистром ждал.

Принц Евгений Вюртембергский запомнил свой короткий разговор с Бистромом. Поскольку генерал находился возле егерей, то и разговор этот происходил рядом с полком. "Генерал Бистром, начальник всей гвардейской пехоты, на вопрос мой, полагается ли он на своих подчиненных, отвечал: "Как на самого себя. Но, — прибавил он с усмешкой, — этим еще немного сказано: будь я проклят, если знаю, о чем идет спор"".

Бистром, разумеется, все прекрасно знал. Но ответ его весьма двусмыслен.

ФИНЛЯНДСКИЙ ПОЛК ПОСЛЕ ЧАСУ ДНЯ

О происшествии в Финляндском полку после отъезда Рылеева существуют как мемуарные свидетельства, так и документы, зафиксировавшие событие по горячим следам.

Генерал граф Комаровский, посланный императором за полком, вспоминая через много лет, перепутал слишком многое. И пользоваться его записками можно в весьма ограниченном объеме.

Командир бригады генерал Головин, составивший свою записку в 1850 году специально для историографа Корфа, гораздо ближе к действительности. Ему же принадлежит официальное донесение на эту тему.