История Венецианской республики - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 47

Другим заметным событием в Венеции во время его правления было появление двух больших нищенствующих орденов — доминиканского и францисканского. Святой Доминик и святой Франциск умерли друг за другом с интервалом в пять лет, в 1221 и 1226 году соответственно. Результаты их трудов не заставили себя долго ждать, и к 1230 году в городе появились представители обоих орденов. Каждому ордену дож Тьеполо даровал землю для постройки церкви: доминиканцам — болотистую территорию к северу от епархии Санта Мария Формоза, францисканцам — разрушенное и заброшенное аббатство поблизости от своего дома, на другой стороне Большого канала. Когда он умер, строительство на двух участках шло полным ходом, и, хотя огромные церкви, поднявшиеся там — Санти Джованни э Паоло и Санта Мария Глориоза деи Фрари, — были закончены лишь в XV веке, первая, во всяком случае, была уже в достаточной степени завершения, чтобы старый дож выбрал ее для своего упокоения. ^[94]

После четырех скучных лет правления пожилого Марино Морозини, которого по непонятным причинам избрали на этот пост (быть может, потому, что он происходил из старинного и блестящего венецианского рода), приход Реньеро Дзено в начале 1253 года, кажется, вывел город из спячки. Дзено прожил жизнь, полную приключений. В 1242 году проявил отвагу в усмирении одного из бунтов в Заре. На следующий год, при возвращении в Венецию с совета в Лионе, его взял в плен граф Савойи. Дзено был освобожден по приказу императора и приглашен ко двору, где его заставили подтвердить то, что Венеция проводила несправедливую политику по отношению к Фридриху. Позже Дзено был подестой в Пьяченце, а потом — в Фермо, где и получил известие об избрании на пост дожа. Обо всем этом и о многом другом мы узнаем от одного из самых увлекательных (хотя и не всегда надежных) хронистов — Мартино да Канале, который своим энтузиазмом по отношению к Дзено больше напоминает не хрониста, а рекламного агента, кем, вполне возможно, он и являлся. Нельзя сказать, чтобы у самого дожа отсутствовали способности к саморекламе. На своем неотразимом старофранцузском языке Мартино дает описание турнира, устроенного в честь избрания дожа. Он состоялся на площади Сан-Марко, «la place soit en tot li monde». ^[95]

Мартино Канале в своей хронике постоянно обращается к теме венецианских торжеств, вспоминает блестящие процессии с участием дожа в дни великих церковных праздников. С детским восторгом описывает золотую парчу, шелковые знамена, серебряные трубы, воссоздает сцену за сценой, для изображения которой на полотне требуется талант Беллини или Карпаччо, но — увы! — их появления придется ждать еще полтора столетия.

Но жизнь Реньеро Дзено не ограничивалась только пышными празднествами. В 1256 году он оказал активную поддержку папскому крестовому походу против Эццелино да Романо. После смерти Фридриха тот использовал имперский штандарт для удовлетворения собственных амбиций. Один из первых великих синьоров Северной Италии — и самый первый, сохранивший власть более чем на двадцать лет, — Эццелино нечеловеческой жестокостью заработал себе репутацию чудовища, которого в Ломбардии, Фриули и Марчесе все ненавидели и боялись. Благодаря успеху венецианской политики нейтралитета он имеет лишь косвенное отношение к ее истории. Не станем рассказывать об ослепленных узниках и изуродованных детях, за что папа отлучил его от церкви. Отметим лишь свидетельство Мартино о том, что в 1259 году Эццелино наконец-то был пойман и убит, «церковные колокола звонили по всей Венеции, как это бывает в праздники святых. На следующий вечер священники забирались на вершину колоколен и зажигали свечи и факелы, чтобы все видели свет и слышали звон» — типичное венецианское отношение. Однако, как отмечает Мартино, празднества вызваны были не столько исчезновением монстра и восстановлением мира и спокойствия в неспокойном регионе, сколько тем, что венецианские церкви снова стали получать ренту со своих владений на континенте.

Но внимание республики снова переключилось с Ломбардии на Восток. 25 июля 1261 года греческий военачальник Алексей Стратигопул неожиданно атаковал Константинополь и взял его, не встретив сопротивления. 15 августа император Михаил VIII Палеолог, пятый в этом роду, что правил в изгнании в Никее, вошел в город, и месяц спустя он и его жена Феодора снова были коронованы в храме Святой Софии. Там восстановилась православная вера. Византия возродилась, а Латинская империя Востока закончила свое существование.

На протяжении 56 лет своей истории существование Латинской империи было чистым недоразумением. Последний латинский император Балдуин II, во враждебном окружении греческого и болгарского государств, держался в основном на помощи от французского короля Людовика Святого и займах венецианских банкиров, взявших в качестве гарантии его сына. Балдуина постепенно покинули бароны и священнослужители: они вернулись на Запад и прихватили с собой то, что осталось от церковных ценностей. Император вынужден был снять медь с крыши своего дворца и заложить самую главную реликвию города — терновый венец — венецианским купцам. ^[96] Ни он, ни его франкские предшественники на императорском троне не добились ничего, кроме хаоса, разгула воровства и разрушения. Завоевание города принесло им только нищету и страдания.

Венеция тоже пострадала от крушения Латинской империи. Папа пришел в ужас. Еще бы! Константинополь — второй Рим — снова отшатнулся от истинной веры. Людовик Святой пролил слезу оттого, что немногие оставшиеся реликвии прошли мимо него, а для Риальто эта новость означала серьезный политический и финансовый кризис: ведь Венеция обладала не только тремя восьмыми самого Константинополя, ее колонии и торговые фактории были рассыпаны по побережью Эгейского моря, вокруг Восточного Средиземного и Черного морей. До сих пор их защищал мощный венецианский флот, базировавшийся в бухте Золотого Рога, а теперь стоянка там была им запрещена. От Михаила Палеолога они не ожидали ничего, кроме неприкрытой враждебности. Его империя была истощена и доведена до нищеты, а потому сам он не мог быть для Венеции серьезным соперником. Но он был не один: за несколько месяцев до его победы он вступил в союз с генуэзцами, которые почти сто лет оспаривали первенство Венеции в Леванте. В обмен на военную и финансовую помощь он пообещал им налоговые и таможенные уступки и собственные территории в главных портах империи, включая и сам Константинополь, — короче, все те привилегии, которые в 1082 году даровал Венеции Алексей Комнин и на которых было основано коммерческое благополучие республики.