Битвы, изменившие историю - читать онлайн книгу. Автор: Флетчер Прэтт cтр.№ 19

Но теперь персам пришлось иметь дело не только с пустынными арабами, никогда не видевшими слонов, но и с сирийскими воинами, многим из которых довелось послужить в византийской армии и досконально изучить науку обращения со слонами. Они стали пугать и раздражать громадных тварей уколами стрел и копий, сирийцы даже отважились напасть на них пешими с копьями и мечами, метя в глаза и хоботы. Слоны — обоюдоострое оружие; в паническом бегстве они понеслись по шеренгам персов, сметая все на своем пути; в оставленные ими разрывы Ка'ка бросает свои отряды.

Но персы не сдались сразу. Рустам покинул официальное место на троне, чтобы сесть на коня и лично повести в новое наступление свои шеренги. Персы были отброшены к широкому каналу, где битва продолжалась и с наступлением темноты, ибо арабы, уже уверенные в победе, продолжали наступать малыми группами то в одном, то в другом месте. Битва во мраке получила название «Ночи лязга» или «Ночи бреда», «потому что все хватали друг друга за бороду». Наверное, под непроницаемым покровом темноты разыгралась беспорядочная рукопашная, в которой достоинства персидского вооружения оказались бесполезны, и сарацины получили преимущества.

С рассветом началась песчаная буря, песок летел в лица персов. Рустам укрылся от нее среди верблюдов вещевого обоза; с одного верблюда на него упал мешок с деньгами и поранил спину; Рустам нырнул в канал, надеясь спастись вплавь. В этот миг появился араб по имени Хиллал ибн Алкама. Он за ногу вытащил персидского военачальника из канала и отрезал ему голову, потом подбежал к трону, который к тому времени уже был в руках мусульман, и взобрался на него с криком: «Во имя Господа я убил Рустама!»

Это был последний удар; остатки персидской армии обуял панический страх. Но им некуда было бежать; сотни персов в тяжелом вооружении утонули в канале, тысячи полегли с перерезанным горлом вдоль его берегов на открытой местности, где арабы не имели желания щадить жизни сдавшихся на милость победителя.

V

Добыча превзошла все ожидания, поскольку каждый персидский воин брал с собой все ценности, которые мог увезти, и армия Рустама везла немалую казну. Когда до Медины начали доходить известия о трофеях, а затем сами трофеи, которые можно было пощупать руками, Омар и его советники решили, что все-таки стоит заняться Персией. Са'ада, чья армия отдыхала после победы, отправили на обустройство военной колонии в Куфе, недалеко от места битвы, для дальнейшего продвижения.

Хира сдалась почти без боя; когда мусульмане продвинулись в глубь страны между Тигром и Евфратом, оказалось, что местные условия очень похожи на Сирию — население из арамейских крестьян, находившихся под экономическим и религиозным гнетом владык-ариан и обрадовавшихся вторжению родственного народа. Завоевателям удалось занять Ирак без особого сопротивления; затем они продолжали наступление в сторону Тигра. Когда Иездигерд предложил провести новую границу вдоль русла реки и получил отказ, он перенес столицу из Ктесифона и удалился в горы.

Второй персидской империи пришел конец. Потерянный трон главнокомандующего можно заменить, но нельзя возродить священный символ Дирайш-и-Кавьяни, отправленный в Медину и там разрезанный на куски. С его утратой национальному духу персов был нанесен удар не менее сокрушительный, чем уничтожением Ираклием великого огненного храма. Невозможно было найти замену воинам, погибшим при Кадисии в огромном количестве. Эту потерю, как и утрату священного символа, нужно прибавить к тем, что Персия понесла в войне с Византией и последовавших за ней общественных беспорядках. Высшее сословие было еще более ослаблено, чем английская знать после Войны Алой и Белой розы, а в государстве не существовало класса, подобного свободным фермерам, из которого могла бы вырасти новая элита.

Иездигерду, уже достаточно взрослому, чтобы не нуждаться в регенте, удалось собрать силы, которые встретили мусульман в Джалуле у подножия гор, но вскоре после взятия Ктесифона Са'адом были разбиты. Через четыре года последняя армия Персидской империи была рассеяна в Нихавенде, и Персия стала сарацинской провинцией.

На это ушло целых четыре года, так как продвижение по Персии представляло собой нечто новое в сарацинской политике. Месопотамию арабы заняли вскоре после Джалулы, но ее в основном населяли семиты, сохранившие племенные связи с югом; чтобы покорить ее, достаточно было взять несколько укрепленных городов. Сама Персия была другое дело; ее населял чужой народ, исповедовавший свою могущественную религию. Никакому правящему классу сарацин не удалось бы превзойти этот народ числом.

Все это стало ясно уже в то время, и потому завершение начатой в Кадисии работы задерживалось. Но иного пути не было, учитывая результаты войны, в том числе захват Ктесифона. Ибо если трофеи, взятые в лагере Рустама, казались бесчисленными, то добычи, награбленной в персидской столице, должно было хватить, чтобы купить весь мир. В руках арабов, питавшихся одними финиками и верблюжьим молоком, вдруг оказались сокровища, которых им было никогда не заработать, проживи они хоть несколько жизней.

Так Персия стала землей обетованной, где богатство само идет в руки, и вслед за армией туда хлынула волна арабской эмиграции. Но кроме тех всегда одинаковых следствий, к которым приводит внезапное богатство, захват Персии внес изменения в мусульманскую политику — изменения, не учтенные откровениями пророка.

Уже отмечалось, что первые халифы разрешали иудеям и христианам неарабского происхождения исповедовать свою религию и делали из них источник дохода, взимая подушный налог. Эти иноверцы были в таком незначительном меньшинстве, что едва ли стоило ожидать от них осложнений; арабское государство, словно моллюск песчинку, легко могло переработать их в жемчужину. Но подобный образ действий не годился в деле с огнепоклонниками. В их верованиях мусульмане не находили ни единого элемента, согласующегося с исламом, который мог бы дать основание для терпимости. Волхвы не признавали ни Соломона, ни Моисея, ни Иисуса, занимающих почетные места в мусульманском пантеоне. Но что еще важнее, после овладения Персией в подчинении у арабского государства оказался колоссальный этнически и религиозно чужеродный блок с абсолютно другими обычаями и культурой.

Позднее в Западной Европе удалось разработать структуру управления колониями на случай такого положения дел. Но сарацины VII века не имели ни давней политической и административной традиции, ни опыта управления, кроме патриархального под политико-религиозным присмотром из Медины. С их точки зрения, единственным способом поддержания политического контроля над новыми владениями был религиозный контроль; нужно было искоренить маздейскую религию и обратить персов в истинную веру силой меча, иначе ислам никогда не восторжествует в Иране.

Действенность религиозных гонений часто недооценивается. Маздаизм был стерт с лица земли в прямом смысле слова; но это далось с большим трудом. По тому, с каким отвращением огнепоклонники упоминаются в сказках «Тысячи и одной ночи», видно, что даже сотню лет спустя этот вопрос еще не был полностью решен. Однако насильственное обращение Персии совершенно изменило сам ислам. Он больше не был народным движением; он неизбежно стал более воинственным, более экспансионистским. Если удалось переварить такую громаду, как Персия, и сделать ее источником новой силы, то почему не поглотить другие, более крупные организмы. Повеление пророка обратить неверного или убить понималось не как фигура речи, а как приказ для буквального исполнения.