|
Cтраница 46
Платон, разбирая в «Кратиле» этимологию слова «вино» (οίνος), пишет, что справедливо было бы назвать его «вид-умно» (οίό-νους) за то, что, когда мы выпиваем, оно заставляет нас считать себя (οϊομαί) умными. Однако более вероятно, что оно названо так из-за пользы (δνησίς); ведь и Гомер, обыгрывая это значение слова, говорит примерно так:
…и сам ты, когда пожелаешь испить, укрепишься.
И яства он, как правило, называет «подкреплением» (όνείατα), потому что они приносят нам пользу.
Ибо вино, Менелай, для смертных соделали боги Средством, из всех наилучшим, развеять людские печали, — утверждает автор «Киприй», кем бы он ни был. Комический же поэт Дифил пишет следующее:
О Дионис мудрейший, как приятен ты, Как ты любим везде людьми разумными: Гордиться позволяешь ты ничтожеству, Склоняешь к смеху важно бровь задравшего, С тобой решится слабый, трус отважится. Филоксен Киферский говорит: «прекрасно текущее, открывающее все уcта вино». Трагический же поэт Хэремон утверждает, что вино приуготовляет пьющим его веселость, мудрость, свежесть ума и рассудительность. Ион Хиосский говорит:
Неуемный отпрыск, ликом – бык, Сладкий служитель гулких страстей, Вино – вздыматель духа, властитель смертных. …Сказал же Мнесифей: для пьющих правильно Вино великим благом боги сделали, Но крайним злом для пьющих неумеренно. [Оно для всех есть пища наилучшая, Душе и телу силы придающая.] Для врачеванья нет его полезнее: На нем у нас все снадобья замешаны, И раненым несет оно спасение. Его разбавив, те, кто пьет умеренно, В нем обретают благодушье мирное, А те, кто неумерен, – наглость дерзкую. Кто мало разбавляет, тех безумие Одолевает, а кто пьет несмешанным — Тех паралич. За то и называется Бог Дионис повсюду врачевателем. И Пифия кому-то наказала называть Диониса врачевателем.
Эвбул выводит Диониса, говорящего следующее:
Три чаши я дарую благомыслящим В моем застолье: первой чашей чествуем Здоровье, а второю – наши радости Любовные, а третьей – благодатный сон. Домой уходит умный после этого. Четвертая нахальству посвящается, Истошным воплям – пятая, шестая же — Разгулу пьяному, седьмая – синякам, Восьмая чаша – прибежавшим стражникам, Девятая – разлитью желчи мрачному, Десятая – безумью, с ног валящему. В сосуде малом скрыта мощь великая, Что с легкостью подножки ставит пьяницам. Эпихарм же пишет:
– За жертвоприношеньем – угощение, За угощеньем – выпивка. – Отличнейше! – За выпивкой – насмешки, безобразия, Потом – суды да приговоры, а по ним — Оковы, кары, наказания. А эпический поэт Паниасид первую чашу посвящает Харитам, Горам и Дионису, вторую – Афродите и опять же Дионису, третью – Насилию и Злу[65], ибо он пишет:
Первую чашу Хариты и Горы по жребию взяли И Дионис многошумный: они-то и сладили дело. Следом за ними свою обрели Дионис и Киприда. Это питье для людей прекрасным соделали боги, Если кто, выпив его, разумно домой удалится С пира сладчайшего, тот печалей и бедствий избегнет; Кто же к умеренным чашам безумно добавит и третью, Меры не зная, тому достанутся Зло и Насилье В тяжкий удел, что смертным великие беды приносят. Нет, дорогой, соблюдай умеренность в выпивке сладкой, Рядом с законной женой ходи, общайся с друзьями: Бойся, как бы от третьей вина медвяного чаши В сердце невольно твоем не восстала безумная Дерзость, Бойся виновником стать кончины гостей благородных. Так что послушай меня и много не пей. И далее он еще пишет о неумеренном питье вина:
Зла и Насилья удел оно с собою приносит. Ибо согласно Еврипиду:
Ведь что ни пир – то кулаки, да ссоры. Поэтому некоторые считают, что Дионис и Насилие происходят от одного общего начала.
У Алексида где-то сказано, что
Натура человека в высшей степени Подобна винной: должно мужу и вину Сперва перебродить, окрепнуть, отцвести И выдохнуться. А когда все стадии Пройдет вино, останется лишь вычерпать Ту пену глупую, что сверху плавает. Тогда оно к питью пригодно, можно нам Его на стол поставить – всем понравится Оставшееся. Согласно же киренскому поэту [Эратосфен]:
Мощью вино не уступит огню: войдя в человека, Гневно бушует оно, словно Борей или Нот В волнах ливийского моря, и все из глубин выплывает, Скрытое прежде в душе, и потрясается ум. Однако в другом месте Алексид пишет прямо – противоположу:
Судьба вина не схожа с человеческой: Угрюмый старец станет отвратителен, Вино же чем старее, тем желаннее, — Один нас мучит, а другое радует. И Паниасид говорит: Как и огонь есть вино земнородным защита и помощь: Это – прелестная доля земной красоты и веселья, Это – и радостный танец, и это – любовные ласки, Это – от низких забот отрешенье, от горестных мыслей. Должен и ты на пиру, прияв с благодарной душою, Чашу испить, а не так, как стервятник, кусок заглотавший, Есть до отвала без меры, забывши о благоразумье. А также:
Ибо для смертных вино – от богов наилучший подарок. Радостно, если оно согласуется с песнею всякой, С пляскою всякой, а также со всякой любовной усладой. Всякую скорбь изгоняет оно из груди человеков, В меру когда его пить, и становится злом – коль сверх меры. Тимей из Тавромения говорит, что в Акраганте один дом назывался триерой, и вот по какой причине.
Компания молодых людей как-то раз пьянствовала в этом доме. Разгоряченные вином, они до того одурели, что вообразили себя плывущими на триере и застигнутыми в море жестокой бурей. И до того они обезумели, что стали выбрасывать из дому всю утварь и покрывала: им казалось, что они швыряют все в море, по приказу кормчего разгружая в непогоду корабль. Даже когда собралось много народу и стали растаскивать выброшенные вещи, и тогда еще молодые люди не переставали безумствовать.
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
|
ВХОД
ПОИСК ПО САЙТУ
КАЛЕНДАРЬ
|